Хождение к Студеному морю - [70]

Прежде чем выбивать снег, Корней освободил-таки нетерпеливо повизгивающих псов от шлеек. Те сразу свернулись в клубки, уткнув носы в брюхо. Лишь Борой встал перед хозяином и принялся легонько стучать лапой по ногам: «Поесть бы!»

Зимой, когда собакам нет возможности подкрепиться подножным кормом, еда для них становится вопросом жизни и смерти. Трогательно видеть радость и благодарность этих четвероногих, когда они получают свою пайку. Особенно сердечна утренняя встреча: от предчувствия скорой кормежки собаки прыгают, ластятся, пытаясь лизнуть хозяина в лицо. И тут важно каждой собаке уделить внимание: что-то сказать, погладить. Обласканный пес прямо-таки ликует от счастья. Другие тем временем ревниво скулят. Некоторые порываются наброситься на того, кого сейчас приласкал хозяин. Поэтому нельзя никого пропустить. Не уделишь внимания, и собака потухла: весь день будет работать без настроения.

Вряд ли найдется животное, способное так открыто и бурно проявлять свои чувства. Особенно выразительны их глаза. Они точно передают все их эмоции. Вот и сейчас Корней прочел во взгляде вожака явный укор: «Почему уходишь, не покормив?»

Перед тем как зайти в тепло, скитник снял камлейку, следом малицу и повесил их в сенях. Переступив порог, первым делом поискал глазами образа. Не найдя, перекрестился в угол и подошел к печке (железной бочке, обложенной камнями), чтобы в тепле размотать примерзший к бороде шарф.

– Расчехляйтесь, а я дрова подброшу, чай, поди, остыл.

В зимушке было довольно сумрачно, хотя над столом горела керосиновая лампа. От ее колеблющегося света по стенам метались неясные тени. На одной из стен висело с десяток заячьих и несколько песцовых шкур. Недавно снятые – мехом внутрь, высохшие и отмятые – мехом наружу.

– Чай готов. Согреетесь, а там уж и поедим… У меня днесь даже хлеб есть, – с гордостью прибавил Олег. – В пургу делать нечего, напек впрок.

– Зачем впрок? Зачерствеет ведь.

– Так на морозе держу.

За столом Корней наконец разглядел хозяина: прокаленное морозами лицо, опущенные книзу усы, почти черные глаза под нависшими бровями. Несмотря на внешне суровый вид, промысловик на самом деле оказался приятным в общении человеком.

С аппетитом съев пару куропаток и выпив несколько кружек чая, Корней, не вдаваясь в подробности, поведал свою историю. Даже в сжатом пересказе она удивила и взволновала Олега.

– Корней Елисеевич, вы самородок! Эдакий путь не всякому здоровому под силу, а вы одолели.

– Какой одолел! Пока меньше половины. Самое трудное впереди… Олег, эта избушка, как я понимаю, промысловая. А живешь-то где?

– В Улово. В хорошую погоду три дня на собаках.

– Семейный?

– А то! Трое пацанов, погодки. Старший уже школьник.

– Стало быть, забот хватает.

– Да уж! Крутиться приходится. Потому и участок дальний взял – тут побогаче зверьем.

– Ну и как нынче?

– По мясу недурственно. Олень есть. Куропатки без счета. Токо успевай с силков снимать. Хоть и мелочь, а за каждую полрубля. А вот с пушниной досель худо. Лишь тушкан[78] с добром. А кака с него выгода? Пшик один! Разве что жилетку сшить али рукавицы. Песец есть, но на приваду, зараза, не идет. Дошлый[79]! Иные что ишо вытворяют: у пасти в насмешку кучку начеканят – знаем, мол, твой подвох. Беда в том, что нынче лемминга тьма. Песцам раздолье – харчуются не сходя с места, на приманку не зарятся. Чего ради мерзлятину грызть, когда повсюду тепленькое мясцо шныряет. Помене станет, глядишь, и охота выправится. А пока пластаешься в пургу и мраз, одначе снимешь с круга два-три хвоста. Другой раз и вовсе порожним вертаешься.

С улицы донесся требовательный лай. Это Борой напоминал, что давно пора задать корм.

– Собаки «остыли», покормить надо… Олег, тут такое дело. Меня на днях белый медведь грабанул. Половину юколы съел. Можешь чем выручить?

– Юколы у меня нет. Я своих тушками песцов и ушканов кормлю. Могу их нарубить. Устроит?

– Так мясо еще лучше.

– А насчет ушкуя[80] вы не обознались? Он ведь токо по льдам да по взморью шастает. Можа, то бурый был? Хотя нет. Их тут мало, да и спят сейчас.

– Не ошибся, морду видел. Белая, нос и глазки черные. Сперва подумал – приснилось. Когда встал, увидел – в самом деле приходил.

– Странно. Далеко ведь от моря. Впрочем, звери, как и люди, тоже разные. Этот, видать, из бродяг. Кстати, лет пять назад сам километрах в десяти от берега белого встречал. В том годе море сплошь перекрыло, и из-за отсутствия разводьев, оне повыходили на материк. А вот на островах их много – рожают там. Как-то даже ночевал в ихней берлоге. Гляжу, на склоне лаз чернеет. По следам понял – медведица с малышом вышли. Очень захотелось мне глянуть, как внутри устроено. Пополз. Сначала длинный коридор, в конце жилая камера яйцеобразной формы. Свод и стены уплотнены и исчирканы бороздами от когтей. Время было позднее, там и улегся.

– Не боялся? Могли ж вернуться.

– Нее-е! Оне коли вышли – не вертаются.

Когда Корней с Олегом появились на крыльце, Борой от радости запрыгнул на хозяина.

– Уймись! Опрокинешь! – добродушно отбивался тот и, повернувшись к Олегу, добавил, – повезло с вожаком. Сильный, толковый.