Хождение к Студеному морю - [101]

Когда машина с мехами отъехала, Корней огляделся. Перед ним приземистое здание аэропорта, рядом несколько «Аннушек» и вертолет. Метрах в ста от взлетной полосы темнело море, обрамленное лентой припая. Бриз нес оттуда запах йода.

Поселок, состоящий в основном из двухэтажных зданий, тянулся длинной улицей с другой стороны. В центре возвышались два внушительных строения. Видимо, больница и школа. Вместо тропинок – деревянные мостки. Где-то тарахтела дизельная электростанция. Между домами трубы тепло-водоснабжения, запрятанные в дощаные короба. У котельных горы угля и шлака. Снег вокруг них черный от угольной пыли.

«Эх! – невольно подумал Корней, – как все-таки чисто и красиво там, где нет людей!»

За улицей начиналась тундра, упирающаяся в лысые сопки с заплатами снега. На берегу на опорах из китовых ребер с десяток больших и малых байдар[99]. «Ставят повыше, дабы собаки моржовые шкуры не погрызли», – догадался скитник. Отдельно четыре больших вельбота, подпертых деревянными столбиками. Там же причал для морских судов. Возле него зиял еще не обшитый моржовыми шкурами, ребристый остов новой байдары.

Во время войны поселок в бухте Лаврентия был важнейшей перевалочной базой для доставляемых из Америки товаров по так называемому «ленд-лизу». Для их переброски от причала к аэродрому была проложена узкоколейка. (Судя по заржавевшим рельсам, ею давно не пользуются.) Здесь же осуществляли дозаправку самолеты, перегоняемые на фронт.

В стороне от пирса стояли катеры, судя по серой окраске, военные. Обдуваемые ветрами, орошаемые постоянными штормами, снегом и дождями, они выглядели заброшенными: металл от морской соли проржавел, краска на бортах облупилась. Время от времени на реи садились чайки и, оставив очередную порцию помета, улетали.

На припае[100] сновала ребятня, ловившая через многочисленные продушины морских бычков. Костлявых, но чрезвычайно вкусных.

До Корнея наконец стало доходить: «А ведь я уже там, куда так стремился последние годы – на самом краю Матушки России! Дальше океан, где-то совсем близко Аляска. Место тут, конечно, не больно приветистое, но ведь главное не в этом. А в том, что я дошел, преодолев все трудности, туда, куда мечтал попасть многие годы».

Когда он это осознал, его охватила нервная дрожь и небывалая радость.

– Спасибо Господу Богу и моему покровителю Николаю Чудотворцу за эту милость! – шептал он, задрав голову, и, глядя в глубину неба, прокричал: – Отец, ты меня слышишь?! Я здесь! Я исполнил нашу мечту!

Проехав и пройдя по Крайнему Северу многие сотни километров, Корней с грустью понял, что истинно старообрядческих общин на Севере не сохранилось. Только старые книги напоминали об их присутствии в этих краях. Большинство уехали, а те, что остались, отошли от веры. Вроде места потаенные, а веру не сберегли. Странно! А вот в их общине вера крепка по сей день.

Отвлек Корнея от этих размышлений Орлов, подошедший с плотным, невысоким чукчей лет тридцати. Его лицо лоснилось то ли от жира, то ли от пота.

– Корней Елисеевич, познакомьтесь, бригадир зверобоев – Оттой. Он устроит вас в общежитие.

Чукча повел Корнея к длинному зданию. Над дверью вывеска «Колхоз „Заря Чукотки“».

– Товарищ Корней, извините, у нас тут разные запахи, – предупредил Оттой.

– Я привыкший, лишь бы крыша была над головой.

Пройдя тамбур, они оказались в просторном помещении, заваленном свежими шкурами тюленей, клыками моржей.

– Здесь участок подготовки шкур к выделке.

– А это что такое? – Корней показал на серые пластины.

– Китовый ус[101]. Из них делают щетки, из нитей плетут особо прочные сети.

На низеньких табуретках сидели смуглые, миловидные женщины. Одни счищали скребками жир со шкур. Другие замачивали их в чанах с какой-то желтой жидкостью. Среди шкур одна выделялась очень большими размерами. Заметив удивленный взгляд гостя, Оттой пояснил:

– Лахтак, или морской заяц. Тоже тюлень, только очень большой. Если вес самого маленького тюленя – нерпы редко превышает девяносто килограммов, то этот может весить и триста, и четыреста. Мясо его тоже съедобно, а толстая шкура лучший материал для изготовления подошв обуви.

– А почему такую громадину назвали морским зайцем?

– Они пугливые, как зайцы, и по суше передвигаются прыжками, отталкиваясь задними ластами.

Поднявшись на второй этаж, вышли в коридор с десятком дверей по обе стороны.

– Наше общежитие.

Распахнув последнюю дверь, добавил:

– Свободных комнат нет, будете жить со мной. Располагайтесь, я вам сейчас кипятку принесу.

Через пять минут на столе лежал нарезанный хлеб, стояли миска с тюленьим студнем, банка сгущенки и чайник с кипятком.

– Вы уж извините, присоединиться не могу – работа, – бронзовое лицо бригадира сразу стало серьезным.

– Оттой, мне бы собак покормить.

– За них не беспокойтесь, – махнул рукой Оттой, – на берегу после разделки туш остается много отходов. Все наши собаки там кормятся. Вашим тоже хватит.

Ночью поселок накрыл тайфун. Трехметровые волны, обрушиваясь на побережье, с такой яростью крошили береговой припай, что осколки льда и соленые брызги долетали до ближних к морю домов. Жизнь замерла.