Хосе Рисаль - [42]

На помощь приходит соотечественник Максймо Виола, с которым они еще в Барселоне вместе учили немецкий язык. Виола приезжает в Берлин в начале декабря. Рисаль не может встретить его — он настолько ослабел, что поездка на вокзал ему не под силу. Виола спешит к Рисалю, тщательно осматривает его и находит, что у него только истощение. Рисаль поначалу не верит другу, но скоро нормальное питание — Виола, человек состоятельный, берет на себя все расходы — восстанавливает его силы. Мрачные мысли оставляют Рисаля.

И тут еще одна неприятность: Рисаля вызывают в полицию и требуют предъявить паспорт. А паспорта у него нет — в Европе до первой мировой войны они практически не были нужны, а визы были еще неизвестны. Рисалю дают четыре дня на выправление паспорта. В испанской миссии в Берлине обещают помочь (Рисаль вынужден был ходить туда 11 раз!), но потом заявляют, что такими полномочиями не обладают. Рисаль идет к начальнику полицейской службы Берлина. Тот предупреждает, что в таком случае он вынужден будет выслать Рисаля из Германии, объясняет это тем, что — «герр Рисаль посещает города и деревни, в том числе маленькие и незначительные, везде останавливается на довольно долгое время и устанавливает знакомства с местными жителями. Правительство на основании проведенного расследования и информации, полученной из разных полицейских участков, вынуждено истолковать подобную деятельность герра Рисаля как акты шпионажа в пользу правительства Франции». В то время отношения Германии с Францией вновь обостряются из-за Эльзаса и Лотарингии, и подобное обвинение не шутка. С великим трудом Рисаль доказывает, что никакой он не шпион — он всего лишь студент, знакомится с так полюбившейся ему Германией. После перепроверки его оставляют в покое, но Рисаль огорчен.

Виола старается утешить друга и предлагает заем для издания романа Рисаля. Четверть века спустя Виола напишет свои воспоминания, в которых будут такие строки: «Мы ходили по разным типографиям в поисках самой дешевой, и я настаивал на оплате расходов по печатанию романа без всяких условий, но его щепетильность всякий раз заставляла его находить отговорки… В конце концов моя настойчивость и бескорыстие преодолели сопротивление Рисаля… Так началось печатание 2000 экземпляров за триста песо. Когда роман был отпечатан, он подарил мне гранки романа и перо или одно из перьев, которым он писал роман. Вспомнив о своих друзьях в Европе, он разослал каждому по экземпляру. Как бы предваряя свое возвращение на Филиппины, Рисаль послал один экземпляр его высокопревосходительству капитан-генералу Филиппин, а другой — его — высокопреосвященству кардиналу Манилы. В ответ на мои возражения против столь опрометчивого поступка по отношению к упомянутым лицам Рисаль лишь улыбнулся вольтеровской улыбкой». Появление этой книги ознаменовало начало новой эпохи в филиппинской литературе, в истории филиппинской общественной мысли и национально-освободительного движения.

* * *

Некоторые литературоведы различают два вида словесного искусства. Первый из них условно можно назвать «классическим» — для него характерна сознательность и разумность в выборе и употреблении слов, «вещественно-логический» принцип построения: «элемент смысла» управляет сложением произведения. «Классический тип» словесного искусства объективно учитывает свойства материала, тяготеет к традиции, канону; художник слова здесь выступает как «мастер», знающий и учитывающий свойства материала, а из смежных искусств предпочтение отдается пространственным (прежде всего живописи). В противоположность «классическому» «романтический тип» словесного искусства характеризуется преобладанием эмоциональной и напевной стихии, желанием воздействовать скорее звуком, чем смыслом, вызвать определенное настроение, то есть до известной степени смутные и неопределенные лирические переживания, взволновать душу воспринимающего. Для «романтическое го типа» характерен не столько учет и использование материала, сколько его преодоление, тяга к новаторству; художник слова здесь выступает как пророк, а из смежных искусств предпочтение отдается временным (прежде всего музыке).

Если принять такое деление (что, впрочем, необязательно: возможны другие подходы к словесному искусству), то с неизбежностью следует, что Рисаль сознательно, «понятийно» строил свои произведения как расчетливо организованное целое, укладывал их в жесткие рамки канона, был «мастером», отлично знающим свой материал. Разумеется, такая характеристика его творческой манеры не более чем схема, допускающая весьма и весьма существенные отклонения, — он не чуждался и вдохновенного пророчества, особенно в поэзии. Но и в прозе он не пренебрегал эмоциональным воздействием, однако не оно было организующим началом его творчества. Он тщательно «живописал» — напомним, что Рисаль был недурным художником и не имел музыкальных способностей.

И не случайно идейный замысел романа он отражает в оформленной им самим обложке. По диагонали ее пересекает заглавие, напечатанное прямо на тексте посвящения родителям: «Когда я писал эту книгу, я постоянно думал о вас, внушивших мне первые чувства и первые идеи; вам я посвящаю этот труд моей молодости как доказательство любви. Берлин, 21 февраля, 1887». Вверху изображено все лучшее, что есть на Филиппинах: женский силуэт (верность и нежность), надгробный крест (вера), увитый лавром (слава), цветок помело (символ чистоты — на Филиппинах его дают жениху и невесте при венчании), подсолнух, тянущийся к солнцу (молодежь, тянущаяся к знаниям), и бамбук (стойкость). Внизу все худшее: едва прикрытые сутаной волосатые ноги в монашеских сандалиях, шлем гражданского гвардейца, плеть и наручники. Символика заимствована Рисалем частично из филиппинских народных верований, частично из христианства, частично из масонства — тайной всемирной организации, возникшей в XVIII веке, которую в XIX веке в своих целях использовала буржуазия.