Хосе Рисаль - [31]

Воздав должное всем присутствующим и отсутствующим, Рисаль отмечает, что все филиппинцы стали серьезнее относиться к жизни. Испано-филиппинский кружок распался, но впереди великие дела: «83-й год оставил богатую память; 84-й, осмелюсь предсказать, будет великим и славным; 83-й год — это день молодежи, веселый, праздничный и улыбающийся; 84-й год — день мужания, подвигов и величия».

Рисаль заканчивает речь страстным панегириком в честь Филиппин: «…Если Филиппины спросят меня, что я делал во время паломничества, я скажу: «Я подавил в сердце своем всякую любовь, кроме любви к родине; все идеи, которые не служат ее прогрессу, я вытравил из разума; уста мои забыли все названия местных племен, чтобы не знать другого слова, кроме слова «филиппинец».

Здесь Рисаль впервые говорит о филиппинцах как о едином народе. Однако это не значит, что именно с этого момента он рассматривает филиппинцев как отдельную от испанцев нацию. Эволюцию его идей по национальному вопросу (как и по многим другим) нельзя рассматривать как непрерывное поступательное движение, он не раз возвращается вспять: несмотря на обещание «забыть названия племен», он не раз говорит о тагалах, висайцах, илоканцах и других народностях Филиппин. Лишь позднее его взгляды приобретают некоторую стройность. Но начало положено именно в 1883 году, причем существенно, что эти же взгляды разделяет и Пасиано. Возможно, именно он дает толчок такому направлению мыслей Рисаля, когда пишет ему: «Мы гордимся тем. что мы — индио, потому что индио чувствуют и думают точно так же, как и все прочее человечество». Пасиано утверждает, что филиппинцы равны другим потому, что они «такие же». Рисаль идет дальше брата: мало выводить равенство из неотличимости, это вообще неверно, филиппинцы равны другим как раз потому, что у них есть своя культура, свои особенности, и именно это делает их равными другим.

В середине 1884 года Рисалю еще раз приходится подняться на трибуну. В жизни филиппинской колонии в Испании происходит событие, вызвавшее всеобщий энтузиазм: летом 1884 года в Мадриде проходит выставка изящных искусств, на которой объявлен конкурс работ художников «испанской национальности». Под эту категорию подпадают и филиппинцы, и, к их безмерному ликованию, золотую медаль получил их соотечественник — Луна, серебряная медаль тоже досталась филиппинцу — Идальго.

…Хуан Луна-и-Новисио всего четырьмя годами старше Рисаля, он тоже учился в Атенео, но затем поступил в навигационную школу, год плавал в азиатских водах и получил диплом штурмана. Но душа его лежала к живописи, и в 1877 году он уехал в Испанию и учился в академии Сан Фернандо — той самой, где учится и Рисаль. По окончании курса, получив высшую награду академии, Луна отправился в Рим — Мекку всех художников, где совершенствовался в своем мастерстве. Манильские городские власти, наслышавшись о его успехах, положили ему стипендию в размере 1000 песо в год. В конце 1882 года Луна начинает работу над гигантским полотном. Он изображает сцену на арене римского цирка: после боя гладиаторов служители крючьями растаскивают трупы, а убитые горем родственники пытаются отыскать останки близких людей. Картина называется «Сполариум» (место, куда стаскивали трупы в римском цирке), и написана она в традициях классицизма, но в ней прорывается и какая-то стихийная, дикая сила.

Другой филиппинский художник, Феликс Ресурексьон Идальго, выставляет картину «Христианские девы перед толпой», тоже исполненную в стиле классицизма, но совсем на иной сюжет: здесь воспеваются христианские стойкость и добродетель.

Весть о присуждении наград соотечественникам всколыхнула всю филиппинскую колонию. Лично для Рисаля их награды — блестящее подтверждение его собственных мыслей. Ведь это он еще в 1880 году в сонете «Филиппины» (имевшем подзаголовок «В альбом филиппинским художникам») писал:

Художники, из миртов и лилей

венец сплетите родине моей,

не уставайте славить Филиппины!

И вот он, венец успеха! Золотая и серебряная медали у филиппинцев. И неважно, что на картинах не изображены Филиппины (потом и им найдется место в творчестве и Луны и Идальго), — важно, что их создала филиппинская кисть, что все признают филиппинский гений.

23 июня 1884 года Луна, узнавший о присуждении ему награды, приезжает в Мадрид. Братья Патерно — самые богатые из эмигрантов — устраивают в его честь грандиозный банкет (Идальго не смог прибыть вовремя). На банкете выступают два оратора: Грасиано Лопес Хаена, признанный мастер красноречия, и Хосе Рисаль, признанный вождь эмиграции. Сопоставление их речей не лишено интереса. Лопес Хаена говорит, что над Филиппинами восходит «после трехсот лет мрачной ночи яркое солнце справедливости», о чем свидетельствует, по мнению оратора, присуждение премий филиппинским художникам (вывод, мягко говоря, не вполне оправданный). Затем Лопес Хаена дает волю своему темпераменту. Мы уже говорили, что и Рисаль склонен к патетике, даже выспренности, но это только по европейским меркам. По филиппинским же масштабам он пресноват и ему далеко до Грасиано, который обрушивается на тех, кто не желает распространять испанские законы на филиппинцев.