Хосе Марти. Хроника жизни повстанца - [2]

И Сандоваль решил, что лучше побыстрее отделаться от тела Марти, похоронив его на кладбище в ближайшей деревушке.

Так и было сделано. Солдаты кое-как притоптали неглубокую могилу и, торопливо перекрестившись, зашагали дальше.

Через день колонну догнал приказ из Гаваны. В ответ на подробное донесение полковнику предписывалось немедленно эксгумировать труп, набальзамировать его и доставить в город Сантьяго-де-Куба, где «с почестями» похоронить на лучшем кладбище.

Сандоваль нахмурился. Власти решили «воздать должное» человеку, чье имя известно не только на Кубе, чьи стихи, статьи, наконец, идеи много лет будоражили Америку? Черт побери, значит, снова придется лезть под пули мятежников!

22 мая испанцы вернулись на кладбище и раскопали могилу Марти. Неструганый кедровый гроб был водружен на спину мула. Два дня шли испанцы до ближайшей железнодорожной станции, и два дня им пришлось отстреливаться от кубинских отрядов. Когда гроб, наконец, внесли в товарный вагон, Сандоваль облегченно вздохнул. Он посадил в тот же вагон взвод пехоты и махнул рукой. Поезд тронулся.

На обысканный и оцепленный войсками вокзал Сантьяго-де-Куба поезд прибыл в конце дня. Сандоваль немедля отправился к коменданту города. Тот выложил на стол план кладбища Санта-Ифихения. В южном углу стоял синий карандашный крест.

— Здесь, — ухмыльнувшись, сказал комендант. — Достаточно почетное и достаточно открытое место. Мятежники не смогут подойти незаметно…

На следующий день Сандовалю пришлось надеть парадный мундир — как-никак он хоронил генерал-майора.

Вдоль всей ограды кладбища Санта-Ифихения прохаживались часовые. Целый взвод сторожил ворота. Поднявшись на холмик земли у могилы, Сандоваль оглядел солдат и агентов полиции, сгрудившихся вокруг, выпрямился, стараясь, чтобы голос звучал удрученно, спросил:

— Нет ли здесь друзей или родственников усопшего? Не хотят ли они проститься или сказать прощальное слово?

Солдаты и агенты молчали. Полковник деловито откашлялся и заговорил сам:

— Один испанский артиллерист, ликуя, встретил его рождение…

Глава I ЧТО ДОРОЖЕ ВСЕГО ЧЕЛОВЕКУ

У СЕРЖАНТА РОДИЛСЯ СЫН

— И когда я взяла его в руки, я увидела, что глаза у него открыты. О, это случается не часто! У малыша будет сильный характер! Поздравляю вас, дон Мариано, входите, уже можно…

Стоявший на тротуаре дон Мариано Марти-и-Наварро еле дослушал повивальную бабку. В три прыжка оказался он на втором этаже маленького дома № 41 по улице Паула. Лоб у жены был влажным. Дон Мариано склонился над белым свертком. Сын?

И не закрывал глаза? Спасибо, святая Мария, спасибо, в роду Марти отныне есть еще один настоящий мужчина.

Наконец, наконец-то счастье улыбнулось. Жаль только, что сын, желанный помощник и опора в старости, родился, когда ему, Мариано, уже стукнуло тридцать восемь. Но что поделаешь, если с самой юности жизнь сложилась не так, как хотелось бы?

Дома, в родной Валенсии, у отца была лавчонка, однако доходов хватало лишь на пропитание. Плечистый Мариано записался в солдаты, надеясь помочь старикам.

Океан швырял корвет с войсками, как щепку, и Мариано шептал молитву. Скорей бы уж показался остров Куба, богатая колония, где, по слухам, каждый, кто не заболеет лихорадкой, может дослужиться до лейтенанта. Лейтенант! Удалось бы хоть расплатиться с долгами…

Он прослужил на Кубе долго, дослужился до лейтенанта, отдал долги и даже послал кое-что домой. Но когда пришла пора возвращаться, он вдруг почувствовал, что уже привык к кубинской манере глотать окончания слов в разговоре и его тянет не в Испанию, а в маленькое гаванское кафе «Ла Бола», куда приходила потанцевать темноглазая Леонора, дочка табаковода Рамиро Переса, перебравшегося на Кубу с Канарских островов.

Мариано и Леонора сняли крохотную квартирку на улице Паула. Сын родился 28 января 1853 года. Спустя две недели капеллан артиллерийского полка, где служил Мариано, окрестил отчаянно орущего новорожденного. Мальчика назвали Хосе Хулио Марти-и-Перес.

Прошло несколько лет, Дон Мариано вышел в отставку, у Хосе появились сестры. Расходы росли, и глава семьи каждый день отправлялся на поиски заработка, донья Леонора все чаще склонялась над шитьем для богатых домов.

Им пришлось снять другую, более дешевую квартиру. В последний раз прошелся дон Мариано по мощенному плитами патио[2] домика на улице Паула, где по вечерам так уютно горела свеча в стеклянном колпаке, отдал ключи от квартиры хозяину и сел в повозку. «Люди честные, бедные, достойные», — говорили вслед отъезжавшим соседи.

В мае 1862 года благодаря хлопотам бывших однополчан дон Мариано получил назначение на пост капитана де партидо[3] в заброшенный прибрежный округ Анабана… Он оставил в Гаване жену и пятерых дочерей и прибыл в селение Каймито, крошечную столицу округа, только с девятилетним сыном.

Мальчик, которого все ласково звали Пепе[4], освоился быстро и подолгу пропадал то в бараке у негров, то у костра пастухов, то на берегу извилистой речушки Анабаны. У Пепе появилось много друзей, но лучшим его другом стал Томас — черный раб, которого местный богач-скотовод прислал прислуживать капитану Марти.