Хосе Марти. Хроника жизни повстанца - [14]
Благодаря поручениям этой газеты Пепе получил доступ в ложу прессы кортесов. Он слушал ораторов, веря, что они хотят добра и процветания своей родине, и поэтому надеясь, что они заговорят о счастье и его острова.
Но скоро он убедился, что великолепие языка, искрящееся остроумие и ливни метафор прикрывают лишь мелкие ссоры группировок. Искренние люди были редкостью и в испанских кортесах.
Когда Марти рассказал о своих впечатлениях старому Берналю, тот усмехнулся:
— Ты не выдумал пороха, Пепе. Впрочем, хорошо, что ты теперь знаешь цену разговорам испанцев…
Берналь был убежденным автономистом. Он считал, что лучшим выходом из кубинской проблемы может явиться предоставление острову автономии. Пепе слушал его внимательно, но соглашался далеко не всегда: Берналь считает, что надежды на полную независимость преждевременны? Нет! Борьба началась и продолжается даже здесь, в сердце Испании.
Марти начал борьбу изданием «Политической тюрьмы на Кубе». Продолжил полемикой с газетой «Ла Пренса».
«Ла Пренса» финансировалась неким сеньором Кальво, фаворитом официального Мадрида. Кальво владел на Кубе плантациями и рабами, ему давно не нравились горячие сходки ссыльных кубинцев, и однажды «Ла Пренса» ошеломила Мадрид, заявив, что ссыльные — это «флибустьеры, скрывающие за ширмой передовых теорий и радикальных принципов трусость, лицемерие и ненависть ко всему испанскому».
Написанный Марти протест кубинцев появился на страницах «Эль Хурадо Федерал»: «Кубинские ссыльные будут знать теперь, что объявивший о конституционных свободах человека Мадрид не лучшее место, где можно вынашивать идеи кубинской революции».
«Ла Пренса» призвала власти предать Марти суду как опасного главаря тайного общества, готовящего переворот.
Марти ответил, что его убеждения уже прошли через самый строгий суд — суд мыслей и сердца. Дон Калисто Берналь с уважением рассказывал всем о Пепе:
— Когда я только познакомился с ним, мне показалось, что огонь его слов слишком силен для такого слабого тела. Но потом я убедился — это не так. А теперь и весь Мадрид может видеть — этот мальчик будет стоить десятерых…
Осенние холода снова уложили Пепе в постель. Он лежал в комнате Карлоса, где с утра до вечера не смолкали шум и гомон. Присутствие друзей бодрило, и Пепе начал потихоньку поправляться, когда с Кубы пришли страшные вести.
Волонтеры схватили в Гаване около пятидесяти студентов-медиков и предъявили им дикое, от начала до конца вымышленное обвинение в «надругательстве над могилой» некоего волонтера Кастаньона, убитого повстанцами годом раньше. Тридцать пять студентов были приговорены к каторжным работам, а восемь их «главарей» расстреляны 27 ноября 1871 года.
Всю ночь Карлос дежурил около Марти, который бредил, метался на постели и звал Фермина Домингеса. Карлос не удивлялся. Он знал, что мятежный друг Пепе учится на медицинском факультете…
Фермин, «давно известный, по выражению прокурора, своими преступными взглядами», чудом избежал казни и оказался в «Сан-Ласаро». Но пока в Мадрид не пришло его первое письмо, Пепе не находил себе места. Простуженный, с пылающим от жара лицом, он обличал произвол Испании всюду, где только находил слушателей.
Чаще всего ему приходилось говорить в кафе. Пепе аплодировали в «Фуэнте де ла Теха», где собиралась студенческая молодежь; встречали презрительным молчанием и смешками в «Иберии», набитой отставными офицерами; забрасывали ехидными вопросами в прибежище закулисных политиков «Суисо»; снова аплодировали в «Хаусе», английской пивной. Что же касается собраний республиканцев в кафе «Ориенталь», Марти не раз оказывался на них подлинным героем дня. Он еще не был фигурой первой величины, как, скажем, старый Берналь, но в его будущее уже можно было поверить.
В полемических битвах зима пролетела незаметно. Приближался торжественный день 2 мая: парады, карнавалы, танцы на площадях. В канун праздника Пепе поспорил с Совалем.
— Я считаю, что нам. нечего завтра делать в Мадриде! — горячился Карлос. — Лучше побродить по лесу, чем слушать, как все вокруг будут орать «Вива Испания!».
— Ты не прав, Карлос. — Пепе говорил негромко, он до сих пор чувствовал себя нездоровым. — Испанский народ празднует в этот день победу над иноземными поработителями. Я думаю, Мадрид поймет нас, если в день 2 мая мы напомним ему о его долге перед нашей родиной…
И утром 2 мая прохожие останавливались под окнами квартиры Марти и Соваля. С балкона свешивалось большое полотнище незнакомого флага: вверху красный треугольник с одной белой звездой, а от треугольника вниз — три синие полосы с белыми полосами между ними.
Какой-то парень, сложив ладони рупором, крикнул с улицы:
— Эй, вы чьи, откуда?
— Мы кубинцы! — ответил с балкона Соваль. — Мы поздравляем народ Мадрида!
— Спасибо!. — ответил парень. — А у вас есть такой праздник?
— Пока еще нет.
— Ну так будет! Да поможет вам бог, ребята!
Кампания за спасение гаванских студентов-медиков все же принесла плоды. После усилившихся протестов за рубежом правительство решило помиловать еще оставшихся в живых и заменить им каторгу ссылкой. Прямо из каменоломен Фермина и его друзей отправили в Кадис.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии `Жизнь замечательных людей`, осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют свою ценность и по сей день. Писавшиеся `для простых людей`, для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.