Хорошо в деревне летом - [22]

– Стой! – донеслось сзади.

Его догнала запыхавшаяся Кузьминична. Выскочила на мороз в чем была.

– Забыла совсем. Про Ваську-то статья вышла.

– Что за статья?

– Да в газете! Прессу же свежую подвезли! – она сунула ему в руку газету. – Вот, держи. Деньги потом занесешь.

Зябко стянув на животе полы вязаной жилетки, Кузьминична затрусила обратно к магазину. Иван Ильич в недоумении взглянул на титульный лист— разворачивать газету на морозе не хотелось. В сгущающихся сумерках черные буквы с неохотой сложились в заголовок:

«Что имеем – не храним: Приморский «Айвазовский» умер в безвестности – стр. 5».

– Ишь как, – пробормотал он. – Обозвали красиво, а место только на пятой странице нашлось.

Сунул газету в карман брюк и пошел домой.

Глава восьмая

– Теть Зой, я пришел! – крикнул Иван Ильич из прихожей. – Держи свой хлеб!

Зоя Ивановна вышла ему навстречу и взяла авоську.

– Отнес кота? А это что такое звенит?

– Отнес, протопил, накормил… Нам хлеба свежего купил и пива взял по бутылочке хорошего.

– С ума сошел: мне – пива?

– Ты ж говорила, колбаски домашние с капустой. А к ним пиво необходимо – у европейцев спроси.

Иван Ильич повесил куртку, отобрал назад авоську и прошел на кухню. Тетка проследовала за ним, скептически качая головой.

– Где мы и где Европа? Все-таки по географии ты всегда слабоват был.

– Я по морям ее выучил. Китайцы, между прочим, тоже пиво уважают, но мы сегодня все-таки поужинаем по-европейски. Культурно, – он поставил на стол покупки и выложил рядом газету. – Свежую прессу почитаем, поговорим об искусстве.

– Газету купил? – изумилась Зоя Ивановна. – Что-то ты совсем сегодня разгулялся. Ну, понятно: пообщался с бандитами – и вспомнил городскую жизнь.

– Я вообще-то в городе с порядочными людьми общался… в основном. А за газету даже не платил – Кузьминична дала сама. На мороз за мной выбежала, представляешь?

– Чего это на нее нашло? Интересное что-нибудь напечатали?

– А вот сама погляди.

Он поднес газету к глазам тетки, расставляющей тарелки на подносе. Она прочла заголовок и ахнула:

– Неужели про Васю? И как узнали?

– Так на его похоронах сплошной бомонд собрался. Плюнешь – в творческую личность попадешь, я один был нормальный. Написать кто угодно мог, – Иван Ильич развернул газету и прочел подпись под нужной статьей: – Сергей Горобец какой-то. Первый раз слышу.

– Странно, что они вообще за такую тему взялись, – заметила Зоя Ивановна, неодобрительно покосившись на соседнюю страницу, где красовалась полуобнаженная девица со спиннингом в руках.

Что правда, то правда. В былые времена газета «Плоскодонка» печатала интересные материалы для рыбаков-любителей: как залатать лодку, для чего какая наживка – а также своевременно оповещала о нересте лососевых и запрете на их вылов, параллельно публикуя инструкцию по извлечению икры.

Перестройка изменила это приличное, в общем, издание до неузнаваемости: страницы наполнились рекламой снастей, чернушными отчетами о браконьерских рейдах и, разумеется, обнаженкой, ради которой «Плоскодонку», в основном, и покупали. Иван Ильич рыбалку тоже уважал, поэтому время от времени ее почитывал.

Каким, интересно, образом желтую газетенку мог заинтересовать местный художник?

Иван Ильич присел на краешек стула, вглядываясь в отпечатанные плохой краской строки.

– Да ты вслух читай, мне же тоже интересно! – потребовала тетка.

И он прочел:

«На трагической ноте оборвалась жизнь талантливого приморского художника Василия Петровича Бондаря. Одиночество, равнодушие публики и безденежье толкнули его на край проруби в роковой день. Собравшимся для Крещенских купаний односельчанам пришлось отложить свои планы, чтобы воздать дань уважения последней жуткой инсталляции художника…»

– Это он серьезно?

Зоя Ивановна даже хлеб резать перестала. Так и замерла с ножом в руке, надеясь, что племянник опровергнет ту ересь, которую только что прочел. Увы, ничего утешительного Иван Ильич любимой тетушке сказать не мог.

– Так и написано, – кивнул он. – Дальше читать?

Тетя махнула рукой и снова склонилась над разделочной доской. Иван Ильич продолжил:

«Василию Петровичу было пятьдесят четыре года. Большую часть жизни он провел в родном селе, за исключением нескольких лет учебы во Владивостокском институте искусств. Академическое образование художник не окончил, вернулся домой и более не покидал родных мест. Жизнь в окружении деревенских пьяниц удивительным образом не отразилась на его творчестве: многочисленные полотна Бондаря наполнены светом, радостью, передают предвкушение чуда… »

– Глядите, искусствовед какой! – фыркнула Зоя Ивановна. – Куда нам, алкашам деревенским, до него!

– О, точно, пиво забыл открыть!

Иван Ильич отложил газету, взял запотевшую с холода бутылку и достал из ящика стола открывалку. С тихим чпоком крышечка выпустила облачко пара, и к ароматам свиных колбасок, наполняющим кухонный воздух, добавился запах хорошего пива.

– Подожди, я стаканы поставлю, – спохватилась тетка.

– Алконавтам стаканы ни к чему, – назидательно ответил Иван Ильич. – Только посуду переводить. Будем из горла. По-нашему, по-деревенски.

– Будем!

Они звонко чокнулись и пригубили холодное пиво. Тетка с непривычки чуть не поперхнулась пеной и рассмеялась. Иван Ильич взял поднос и пошел в комнату. На его лице тоже играла улыбка – статья, чего скрывать, оказалась забавная благодаря зашкаливающей абсурдности и щедро рассыпанным сантиментам.