Хорошо в деревне летом - [21]

Глава седьмая

На крыльце магазина разыгрывалась необычная сцена: отец Геннадий о чем-то горячо спорил с… супругой Дмитрия. Она была как всегда хорошо одета, голову держала высоко и, судя по усмешке, гуляющей на подкрашенных губах, эту неожиданную проповедь воспринимала со скепсисом. Иван Ильич тоже ничего не понял – ветер донес лишь пару крепких словечек, которые при дамах обычно не употребляют.

И что в таких случаях полагается делать деревенскому атеисту-интеллигенту? Напомнить зарвавшемуся служителю культа о правилах хорошего тона или сохранять благоразумный нейтралитет? Иван Ильич даже шаг замедлил, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию…

В магазинном окошке плющила нос Кузьминична, жадно внимая пастырю сквозь стекло. Впрочем, тот в пылу не замечал ни преданной прихожанки, ни соседа-безбожника, в нерешительности топчущегося неподалеку. Молодая женщина увидела Ивана Ильича первой, порядочно смутилась и что-то наконец ответила священнику, после чего невозмутимо спустилась с крыльца и пошла вниз по улице.

Отец Геннадий с минуту глядел ей вслед, а потом тоже отправился восвояси, молча кивнув соседу. Отлипнув от стекла, Кузьминична скрылась в глубине магазина. Над деревней сгущался мирный зимний вечер. Иван Ильич облегченно вздохнул и вошел внутрь.

– Добрый вечерок, – приветствовал он хозяйку. – Слыхал, хлебушек свежий завезли…

– Есть такое. Тебе сколько?

– Да булки хватит, потом еще зайду… И пива пару бутылочек, – добавил Иван Ильич, когда на прилавке появился румяный кирпичик в целлофановом пакете.

– Не частишь?

– Что за красавица сейчас вышла? – он разумно пропустил мимо ушей бестактное замечание бывшей одноклассницы.

– Да бандитская баба. Не слыхал, что ли? Хозяин на базу приехал, да кралю с собой привез. Отдыхают вроде как. Каждый день баню топили. Там прямо в хозяйском большом доме – баня, – хриплым шепотом закончила Кузьминична.

О супруге бандита Димы Иван Ильич знал, между прочим, из первых уст. Что касается бани… ничего предосудительного в такой чистоплотности он не видел. Сам бы ходил каждый день, дайте дров только. И баню.

Собственная ванная в деревне – это, конечно, роскошь, но Иван Ильич с удовольствием бы обменял ее на хорошую парилку, да чтоб рядом с морем. Выйдешь на крылечко – и в воду. Хоть летом, хоть зимой! Он даже зажмурился, представляя такую благодать. Кузьминична истолковала это выражение лица по-своему.

– Во, и этот туда же! Вы и на пенсии все об одном думаете, кобели!

– Что, и отец Геннадий тоже? – деланно удивился Иван Ильич, в очередной раз закрывая глаза на несправедливые обвинения.

– Да побойся бога! Этот и зайти не успел. Она только расплатилась, вышла на крыльцо – слышу ругань. Ну, я к окошку, а там…Отец Геннадий на эту наседает, руками машет – я уж испугалась, залепит он ей леща! И чего делать? Вроде и правильно, а с другой стороны и грех!

Иван Ильич понимающе кивнул.

– Да видел я. А в честь чего он даме выволочку сделал? Вроде одета прилично, да и сам мужик молодой, должен бы понимать.

– Я так думаю, батюшка-то наш совсем того… – вздохнула Кузьминична. – Все-таки выпишу по весне племянницу в гости.

– Зачем племянницу?

– Ясное дело – зачем. Жениться отцу Геннадию надо, пока окончательно крышу не сорвало. Заберут в желтый дом – и кто о душах ваших думать станет?

– Чьих это – наших?

– Ваших, алкашовских.

Не удержавшись, Иван Ильич фыркнул. Кузьминична не без основания считала пропащими всех выпивающих безработных мужиков, но его, молодого пенсионера, в эту категорию записала впервые. Собственная душа хозяйки магазина наверняка хранилась где-то в надежном месте, аккуратно сложенная и оснащенная инвентарным номером.

Ниже всех в сложной картине мира Кузьминичны находился ее собственный муж. Мураш не работал, не получал пенсию и обладал самой поганой кличкой в деревне. Впрочем, стараниями супруги пару лет назад он оформил инвалидность. Односельчане даже не знали, на каком основании. Сам инвалид на все расспросы туманно отвечал: «Нервы». Выплаты получал на сберкнижку, чтоб не пропивать.

– Ты все-таки зря на отца Геннадия наговариваешь. Ну, психанул – с кем не бывает. Одичал у нас в деревне, а тут женщина молодая, хорошо одетая, незнакомая…

– Да как же незнакомая? На Рождество, помню, забежала в церковь, тут Васька навстречу, как ошпаренный… А внутри отец Геннадий с этой, – Кузьминична выразительно кивнула в сторону двери. – Соображаешь?

– Пока не очень, – признался Иван Ильич.

– Я так считаю, она приходила грешки замаливать. Думала, в деревне священники добренькие, а тут на нашего нарвалась. Ну, Васька и послушал ненароком, как бабы молодые в городе живут. А ему, бобылю, много ли надо? Коза эта тоже быстро ушла. Мне, конечно, тоже любопытно было, да отец Геннадий насчет исповеди строго.

– В этом как будто и смысл…

– Тебе-то, безбожнику, откуда знать?

– В книжке теткиной вычитал.

– Да уж… В детстве старухи грамотнее нынешних были, когда дело бога касалось… Я помню, как Зоя Ивановна нас атеизму учила, – протянула Кузьминична, – а сейчас вон как, все по-другому. Уже мы ее можем кое-чему поучить.

В этом Иван Ильич сильно сомневался. Расплатившись, он попрощался с хозяйкой и пошел домой. Про себя решил при случае поговорить с отцом Геннадием: с чего он так взбеленился? Но это подождет. Сегодня к соседу лучше не лезть.