Хорошо в деревне летом - [11]

Итак, перед смертью Василий хватался за края проруби – означает ли это, на самом деле, что в воду его столкнул неизвестный злоумышленник? Нет, определенно нет. Оказавшись в ледяной воде, кто угодно может пожалеть о содеянном и попробует выбраться.

Но если человек с утра пораньше идет топиться в прорубь, настроен он железно. Да и Василий всегда был мужиком основательным: раз решив, шел до конца. Вот бросил свою художку на последнем курсе – и до конца жизни из деревни не выезжал. Нет уж, характеры у Бондарей – кремень.

Случайность? Тоже исключено. Глубина в проруби – ровненько Лизавете по декольте. Если бы Василий и свалился в воду ненароком, выбрался бы оттуда за считанные секунды да греться бы домой побежал. Да и полушубок сухим остался – он в одном свитере был, стало быть, снял перед тем как…

Иван Ильич выпрямился на сиденье. Полушубок! Громоздкий, но очень теплый. В деревне такой один, Петр подарил. Василий в нем вторую зиму ходил. Перед работой снимал, это верно, а вот топиться наверняка в этой хламиде было б сподручнее.

Так где же он?

Он нахмурился, пытаясь восстановить в памяти полную картину того утра. К реке они с теткой пришли одними из последних. Костер уже пылал, отец Геннадий разжигал кадило, купальщики переминались с ноги на ногу у сколоченных Василием мостков… А полушубка нигде не было.

Сперли, что ли? Вещичка-то приметная, да с покойника – кому в деревне понадобилась?

Автобус между тем приближался к месту назначения. Люди выходили на остановках; вместо них подсаживались другие, но салон понемногу пустел. Заскучавшая без дела контролерша бросила нахохлившемуся пассажиру:

– Добрались почти, инвалид, сделай рожу попроще, что ли.

К концу маршрута девица была настроена благодушно, но своими словами задела Ивана Ильича. Он возмущенно вскинулся.

– Какой я вам инвалид?

– А кто тут удостоверением размахивал?

– У меня пенсионное, – буркнул Иван Ильич.

– Ну ни хрена ж себе! Это за что ж тебя такого молодого на пенсию отправили? За бесцельно пропитые годы?

Контролерша простодушно подняла брови. Говорит как пишет: без пауз и запятых. С утра до ночи лаясь с пассажирами, она даже не заметила его тихого возмущения. Профдеформация налицо.

В райцентр Иван Ильич прибыл хмурым и окончательно трезвым. От мыслей распирало голову. Надо было срочно поделиться надуманным, и он отправился к единственному представителю власти, присутствовавшему на месте трагедии.

Отделение милиции располагалось неподалеку от автовокзала. Деревянная двухэтажка, обшитая вагонкой в елочку и выкрашенная когда-то в синий цвет, теперь отливала всеми оттенками голубого. Летом это даже красиво, а зимой, на фоне черного асфальта и серых сугробов – глаза б не глядели.

Шериф Назаренко нашелся у себя в кабинете. Он курил в форточку.

– Осинников? Какими судьбами? В деревне все целы?

– Все живы-здоровы, – Иван Ильич стянул шапку и уселся на один из стульев для посетителей. – Я с похорон, в городе был…

– Утопленника хоронили? – оживился Назаренко. – Меня-то Петр не позвал, скотина. А как наседал, чтоб быстрее работали: вскрытие ему, все дела… И не отблагодарил никого!

Тираду о неблагодарном брате погибшего Иван Ильич пропустил мимо ушей. Впрочем, теперь он окончательно понял, что расшаркиваться здесь ни к чему, поэтому просто наклонился вперед и спросил:

– Семен Ефимович, давайте как на духу: вы это на самом деле самоубийством считаете?

Брови шерифа поползли вверх.

– Ну даешь! А чем еще это считать? Одинокий мужчина средних лет утром вышел из дома без внятных объяснений и был найден мертвым через несколько часов. Ни мотивов, ни следов насилия…

– Как же – ни следов? Вы его руки видели?

– Что с руками?

– В ссадинах все! Да вы на меня не смотрите, – раздраженно воскликнул он, заметив ироничный взгляд Назаренко на его собственные ладони. – Я человек простой, а Василий художником был. Без перчаток за работу не брался, вечно осторожничал – во как руки берег!

– Ну а как надумал дурное – перестал беречь.

– Ладно… но полушубок же его пропал. У проруби должен был лежать, а не было!

– Да сперли ваши же, деревенские, всего и делов!

– Дебила кусок, – бормотал Иван Ильич, выходя из отделения через несколько минут. – Всего и делов ему! Лишь бы задницу в тепле…

Понадобилось целых две сигареты, чтобы успокоиться. Перед возвращением домой нужно было нанести еще один визит, и там совсем не хотелось в сердцах ляпнуть какую-нибудь грубость. При дамах он вообще был исключительно культурным гражданином.

Иван Ильич зарулил в крупный продуктовый купить себе «горючего». Живешь в деревне – привыкай запасаться. Машина ждала его на прежнем месте. Послушно приняла в багажник покупки и даже завелась без шаманских плясок. Чувствует настроение хозяина, умница. Он минут десять посидел внутри, согрелся и привел себя в относительный порядок перед зеркалом заднего вида. Потом прихватил с переднего сиденья пакет с книгами и отправился к месту назначения.

Библиотека, куда держал теперь путь Иван Ильич, располагалась в двух кварталах. В магазине он разжился коробкой конфет: Тамара Семеновна любит «Птичье молоко», а тут как раз попались свежие. Обычно они пили чай с «юбилейным» печеньем, которое она держала в маленькой вазочке. Обычно – это каждый месяц в течение полугода. А всего знакомы год, с прошлой зимы. В общем, ему уже было неловко злоупотреблять гостеприимством и приходить без гостинцев.