Хороший год - [51]

.

Непререкаемый тон, каким было сделано предложение, исключал возможность дискуссии.

Тем временем в кухню спустилась Кристи и уже шарила по полкам, рассчитывая выпить первую утреннюю чашечку кофе. К удивлению Макса, приказ мадам Паспарту ее обрадовал.

— Отлично, — еще не очнувшись от сладкой дремы, пробормотала она. — Обожаю пикники.

Не прошло и десяти минут, как их уже выдворили из дому, и, стоя возле машины с картой и штопором в руках, Макс с Кристи гадали, куда же податься.

Вдохновение посетило их в деревне. Они уже приобрели все необходимое для незамысловатого перекуса на природе, осталось купить только хлеб, и тут Кристи увидела доску объявлений, висевшую возле булочной. Среди фотографий пропавших котов и подробных описаний подержанных бытовых приборов и сельскохозяйственных орудий, продающихся по prix d'ami[146], висела карточка с изображением ближней фермы, предлагающей напрокат лошадей для pique-nique hippique[147] на склонах Люберона.

— Я правильно поняла? — заволновалась Кристи. — Слово pique-nique я узнала, на снимке конь, то есть речь идет о верховой прогулке на пикник, верно? Вот здорово!

— Ты умеешь ездить верхом?

— Конечно. А ты неужто не умеешь?

Макс разделял точку зрения Оскара Уайльда: лошадь спереди и сзади опасна, а в середине неудобна. Он вспомнил свою первую и пока что последнюю попытку освоить верховую езду. Не успел он залезть в седло, как конь сбросил его и, стоя рядом, смотрел на Макса с жуткой желтозубой ухмылкой, без малейшего намека на сочувствие.

— Как-то попробовал научиться, но конь взял верх.

— Брось, — отмахнулась Кристи, — это все равно что ездить на велосипеде. Ничего особенного.

Через полчаса они стояли в загоне рядом с двумя симпатичными и с виду послушными лошадками. Фермер вручил Максу небрежно, от руки начерченную карту верховых троп, попутно заметив, что лошади отлично их знают, дорогу найдут с завязанными глазами. Кристи ловко вскочила в седло; Макс осторожно вставил ногу в стремя.

— Нет, Макс, зайди с другого боку. Садиться всегда надо с левой стороны.

— Почему?

Коняга обернулась и укоризненно глянула на него.

— Точно не знаю, — ответила Кристи. — Слева, и все тут. Может быть, из-за меча. Чтобы он не запутался у тебя в ногах, понимаешь?

— А-а, ну конечно. Мой меч, как я про него не подумал. Вот дурень.

Он вскарабкался в седло, и лошадь без понукания тронулась неспешным, исполненным достоинства шагом.

Довольно скоро Макс позабыл свои страхи; нельзя сказать, что он совершенно успокоился, но напряжение заметно спало. Сидя на этом огромном живом существе, он даже стал получать удовольствие от такого вида передвижения, от теплого запаха лошади и старой кожаной сбруи. Устроившись поудобнее в поскрипывающем седле, он попытался принять беззаботный вид и стал оглядывать окрестности. Они ехали гуськом, все время в гору, кони осторожно ступали по узкой каменистой тропе, продираясь сквозь заросли ракитника и самшита, давя копытами розмарин и тимьян, тянувшиеся, казалось, из-под каждого каменного обломка. Чем ближе была вершина, тем более захватывающие открывались перед ними виды: величественные горы, покрытые ковром из зелени разных оттенков.

За два часа неспешной езды они добрались до самой высокой точки Люберона, обозначенной на полученной от фермера карте как Мур-Негр, — более трех тысяч пятисот футов над уровнем моря. Самым громким звуком было конское дыхание. За всю поездку путешественники не видели и не слышали ни единой живой души.

Пока Кристи привязывала лошадей в тени карликового дуба, Макс разложил хлеб, колбасу, сыр и фрукты, достал бутылку красного вина, нагревшуюся на лошадином крупе до температуры сильно натопленной комнаты. Потом потянулся, разминая мышцы спины, затекшие в неподвижной позе, и огляделся. Разлитые окрест покой и красота глубоко трогали душу; ничто не выдавало присутствия человека, вокруг расстилались лишь бескрайние изумительные пейзажи. На севере высилась гора Ванту; ослепительно белый гравий на ее гребне был похож на шапку вечных снегов. На юге виднелась массивная гора Святой Виктории, а за ней, в дальней дали поблескивало серебром Средиземное море. Подошла Кристи; несколько мгновений они стояли молча, слушая нашептывания ветерка.

— Руссель тоже забирается сюда во время своих охотничьих вылазок. Он мне рассказывал, что частенько видел орлов, — сообщил Макс. — Поразительно, правда? Кажется, что до Лондона отсюда миллион миль.

— Не скучаешь?

— По Лондону? — После недолгого размышления он покачал головой. — Нет, ни капельки. Странно. Я и забыл, как мне все здесь нравилось — раньше, когда приезжал на лето; каждый раз не хотелось уезжать, и теперь тоже. Такое чувство, что ты дома. — Он усмехнулся. — А ведь я считал себя горожанином до мозга костей.

Они отыскали местечко на южном склоне, где можно было сидеть рядом, привалившись спиной к нагретой солнцем скале. Макс открыл бутылку и разлил вино по бумажным стаканам, а Кристи соорудила незамысловатые сэндвичи.

— Словом, ты остаешься, да? — спросила она, вручая ему половину длинного французского батона с уложенными сверху кусками колбасы.