Хоро - [9]

«Помирает, а?!»

Широким шагом начальник прошел через коридор. Миндил от него убежит? Ха-ха! Скройся он на дне моря, Сотир все равно его найдет, ого!

А если старуха передала драгоценности Миче и та их прячет, чтоб бежать с ними?.. В Америку бежать?..

«Пусть попробует, увидим!»

Музыканты уже убрали инструменты; они объяснили: пристав Миндилев повертелся около них и свернул за дом, на задний двор.

Сотир колебался. Миче действительно может сбежать, если старуха отдала ей драгоценности... Может сбежать в Америку.

«Глупости!»

Куда она, к черту, сбежит? Нет, это исключено!

Сотир заспешил. Мошенник Миндилев! Ясно, он пошел в сад, чтобы закопать добычу.

Луна стояла высоко, ночь была совсем белая. Зловещая тишина. А между стволами, как притаившиеся убийцы, толпились тени деревьев.

Сотир, пригнувшись, вытянув шею, оглядывался по сторонам. За револьвер он не брался — Миндила он повалит кулаком.

Ступал на цыпочках, не дыша.

И вдруг его рука невольно схватилась за кобуру, зубы застучали, кривой глаз выкатился.

«Убит!»

Он не мог поверить — невероятно. Однако сомнений не было: в распростертом невдалеке трупе он узнал Миндила — в лунном свете ярко блестела его серебряная нашивка.

«Убит!»

Он схватился за ветку — по телу прошла дрожь. На мгновение ему показалось, что он сам совершил это убийство. Теперь он уже дрожал, как лист.

«Посягнуть на полицию!»

Значит, они могут организовать покушение и на него, Сотира! Да хоть сейчас, в эту минуту... А-а-а!

Труп лежал неподалеку, окровавленный и страшный. И поблизости не было никого, кроме угасшей белой ночи да зловещей тишины. Никого! Нет, это было ужасно. Кривой глаз Сотира вылезал из орбиты. Все-таки здесь кто-то есть. И этот кто-то может схватить и его, Сотира!

Зубы его опять застучали. И он вытянул шею — может, подставлял под нож?

Но в саду никого не было, действительно никого!

Только текли секунды, тяжелые, как расплавленный свинец.

Наконец Сотир почувствовал, что в руке у него револьвер, который дрожит, словно стебелек тростника. Кривой глаз вошел в орбиту и впился в распростертый труп. Голова Миндила лежала в луже крови, а возле нее темнела ручка воткнутого в землю ножа.

Труп и нож были словно живые: они говорили. Но их рассказ леденил жизнь. Странно, что Сотир не бросился бежать. Его, вероятно, удерживал кривой глаз — он перебегал с трупа на нож и обратно.

«Его ножом! Его собственным ножом!.. »

Сотир попятился. И увидел вокруг следы — наверное, убийцы! Пошел было по следам и остановился в растерянности: на рыхлой земле ясно отпечатались следы женских каблуков. На лбу Сотира складками собралась кожа — он предчувствовал несчастье. И всматривался, волнуясь: следы шли от дома! Но привели они его к отверстию в стене Капановского сеновала.

«А-а-а!»

Теперь ясно. Здесь действовали воры, проломили стену... Так... Полковник давеча усомнился... Прав он был... Так... Одни разбирали стену, а другие наблюдали с сеновала в бинокль.

«И женщина с ними».

Нет, но все-таки, что это значит? Почему убит пристав Миндилев?

Сотир был сбит с толку. Он не понимал, зачем он здесь, что ему здесь нужно; не знал, что предпринять.

А в душе его уже просыпалась тревога и тоска. Да, рядом с ним творилось что-то страшное. Может быть, минирован весь дом!

«Миче!»

Рука его сжала револьвер. Вдруг погибнет Миче! Да он погубит тогда весь мир!

Он потер лоб, и кошмарный сон рассеялся.

Дом стоял на месте, окна светились, и рука Сотира Иванова твердо сжимала револьвер: пусть приходят! Пусть придет, кто посмеет!

Он опять потер лоб. И уже знал, куда и зачем пришел, что ему надо. Мерзавец Миндилев! Он сам сунулся убийцам в руки: пришел, чтоб закопать драгоценности, и...

Сотир Иванов подошел к трупу. Да, рядом с головой пристава зияла яма, которую он копал... Мерзавец!

И уже не страшили ни лужа крови, ни нож, воткнутый в землю. Сотир задыхался от ярости. Он искал в карманах, в рукавах, за пазухой окровавленного трупа. Нет, ничего не было: убийцы все унесли!

«Разорил меня, мошенник!»

Негодование переполнило душу Сотира, задрожало колено — сейчас пнет ногой.

Но до этого ли было?

Он снова нагнулся, сунул руку в задние карманы куртки.

Невольно присел — сделалось дурно: здесь все-все! Бриллиантовые серьги, кольца, ожерелье из старинных золотых монет и золотые эмалевые часы с тройной цепочкой, гибкой, словно змея...

Рот залило слюной. Сотир жадно глотал ее, нежно поглаживая драгоценности. О, они знакомы ему: когда началась бойня и схватили Сашко Карабелева, жена кмета принесла ему — эти самые — целую горсть — принесла Сотиру — чтоб он спас Сашко — ха-ха! Нет, Сотир не взял! Достойно отказался, да.

«Мерзавец Миндилев сегодня вечером чуть было... Мерза-вец!!»

Теперь Сотир мог пнуть труп ногой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Жена кмета повсюду искала Миче. Она оставила ее в кухне, и лампа тогда не была погашена...

«Неужели она одна вернулась наверх, в свадебный зал?!»

Нет, этого не могло быть.

Вероятно, Миче вышла во двор подышать.

— Миче, Миче, ты где?

Под лестницей черного хода жена кмета столкнулась с Маргой.

— А, Марга! Миче во дворе?

— За-а-чем! Г-где?

Марга ухватилась за жену кмета. Она дрожала и прижималась к ней. Хочет, быть может, излить перед кем-нибудь скорбь своей бесприютной души. Эх, ведь она выросла у Карабелевых, связана со всем этим домом, с домом, который неизвестно что ждет впереди...