Хоро - [21]
«О, боже!»
Их связь началась так необыкновенно, это просто судьба. Да. Нако выбрали депутатом, и он загордился: не захотел взять жену в Софию! Ах, так? Хорошо. Софка перестала есть. Посмотрим!
И Нако уступил, ничего другого ему не оставалось, ха-ха!
По приезде же в Софию первым, кого Софка встретила на лестнице гостиницы, был он! Маленький, аккуратненький, а сочный, как шашлычок, как только что снятый с вертела шашлычок!
Софка повернулась на спину. И теперь Димо откажется от нее? Никогда!
«Холостяком он и умрет, холостяком!»
Вспыльчив Димо и крут при исполнении служебных обязанностей. Только и всего. Настроил его давеча косоглазый дьявол, и он п-ф-ф! — как спичка, ха-ха-ха!
А потом еще и то... Легко ли: перебили столько людей... И как они выпутаются, одному богу известно...
Мда... А вообще-то — Димо отойдет... Сам прибежит к ней, просить будет... Отстранит Нако и придет... Одно дело жена, другое — любовница... Ведь Димчо ради нее отказался даже от Софии! «Плевать мне на Софию! — сказал. — Я хочу Софку — ха-ха!»
А во время войны — ха-ха! Сколько обвинений накопилось против него, все за подарки, которые он посылал ей с поля боя, — ковры, зеркала, картины...
«Нет, он мой! И я для него — все, я, я!»
Нако забеспокоился: треск пулемета все приближался.
«Это, верно, крестьяне идут!»
И он потер руки, хотя радоваться было нечему: если придут крестьяне — будет все кончено.
«Конец тогда и нам, и нашим партиям!»
Впрочем, партиям и без того конец. Да и как иначе? Объединяться не хотят; вожди никуда не годятся.
И будет всем распоряжаться офицерье — только держись!
«К пропасти идем, к катастрофе, к катастрофе!»
Не-сом-ненно! Чтоб военные управляли государством — веселые начнутся дела! Да вот, Гнойнишки, например: чуть не каждый день обедает у нас, сколько сплетен о нем и о Софке ходит, а что выкинул!
«Разве с ними можно дело иметь!»
И все зло от них. Катастрофы — одна за другой — только от них! Что творилось, когда немцы привезли к нам вагоны своих бумажных денег! Хи-хи! Бог весть что! Да и генералы тоже руки на этом нагрели! Поезда с табаком, поезда с опиумом, с солью, сахаром, мылом, И все средь бела дня! Тю-ю! Всему свету стало ясно!
«Простофили! Вот и все. Разве так делают дела!»
Нет, военные ни на что не способны, ну просто ни на что. И все же — вон сейчас как дело повернулось. Но даст бог все это кончится добром!
Мелкими шажками Нако принялся ходить по комнате. Он потирал руки. Плохо ли, хорошо ли, а все-таки дай бог бог, чтоб те, там, в Софии, сумели со своими войсками одолеть крестьян... Только бы им это удалось — э-эх! А Нако в это смутное время остаться бы кметом еще годик — всего один годик, не больше. Серьезно, один годочек! Фабрику черепицы он бы себе за это время оборудовал. Ну и само собой разумеется, все остальное...
...Кто-то приоткрыл дверь. Нако побледнел. Но заглянул Дечко — его помощник.
— Вы здесь, господин кмет? Ах, извините, мадам.
Жена кмета спрыгнула с дивана. Господин Нако все еще стоял в смущении: его помощника Дечко не было в числе приглашенных на свадьбу: он не в ладах с военными. Что же он теперь здесь делает?
— Что случилось, Дечко, а? — Господин Нако поспешил к выходу.
И понял: другим ветром повеяло! Часового у дверей не было. Что, город в опасности?
— А, Дечко? Что произошло?
— Ничего, господин кмет. Вас просит полковник.
— Полковник? А пулемет чего строчит? Чей он, а?
— Это просто так. Только для храбрости да чтобы попугать.
Помощник понизил голос: и отряд еще как будто не настигли. Во всяком случае, еще нет сведений...
Господин Нако развел руками: что, и отряд действует?
Да, говорят, из города вышел повстанческий отряд. Вероятно, тот, что похитил Миче. Но Миче не с ними, они ее спрятали, наверное, где-нибудь здесь. Один из повстанцев упал с яра в винограднике, сломал обе ноги, его поймали. Он все и выдал.
— Так, значит, Карабелева не с ними, а? Гм, странно?
Дечко нервно улыбнулся. Совсем и не странно, — конечно, отряду ни к чему вести в горы Карабелеву. Куда там с женщиной! Спрятали ее где-нибудь в городе. Плохо то, что косоглазый, начальник околии, опять взбесился — открыто грозит, что заставит детей в утробах матерей плакать!..
Кмет и помощник исподлобья наблюдали друг за другом. Затем отвернулись. Господин Нако потер руки.
— Ну, до завтра все выяснится. А где полковник?
— Внизу, господин кмет, у нас.
— Внизу? Почему внизу?
Дело в том, что наверху еще сидят гости. Полковник не разрешил им расходиться. И прав, разумеется: незачем разносить молву о случившемся по городу.
Они пошли было, но кмет вернулся успокоить жену.
— Комедия, Софка! Мы уже не арестованы, пфе! Успокойся. Иди, если хочешь, в свадебный зал: гости еще там. Впрочем, лучше оставайся здесь. Меня Гнойнишки зачем-то зовет вниз. Я узнаю, в чем дело, и вернусь, расскажу. Лежи, цыпочка, лежи. И-их, какая ты!
Он потянулся ее поцеловать.
— Да ну же! Сердишься на меня?
Понятно, Софка не сердилась. За что ей сердиться? Раз Димо зовет Нако вниз, значит, он отошел, значит, и сам придет. Сейчас же придет.
В коридоре господин Нако встретил косоглазого — идет, вытянув шею, как пьяный. Тоже мне новобрачный! Ха-ха!
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.