Хомские тетради. Записки о сирийской войне - [63]
14.30. Снова трогаемся в путь, теперь – с Абу Абдаллахом. Шоссе, деревни, грязные и разбитые проселочные дороги – та же картина, что и по пути сюда. Навстречу – вереницы грузовиков, больших и маленьких, везущих товары в страну. Снова выезжаем на автостраду, а там, к моему огромному удовольствию, нас уже ждет мой старый друг Гнев со своим ветхим пикапом. Он везет меня и Ибн-Педро в Аль-Кусейр, в тот самый дом, где мы останавливались две недели назад. Это дом Абу Амара, и он все так же дружелюбен и гостеприимен. Маит [Карраско, хорошая знакомая, испанская журналистка, работающая для ТВ Cinco] здесь нет. Гнев ведет меня туда, где она живет со своими коллегами, и я кратко объясняю им ситуацию. Вот уже пять дней, как они обретаются Аль-Кусейре, ожидая, когда можно будет попасть в Хомс. Не сможет ли Ибн-Педро их отвезти? Я возвращаюсь в дом Абу Амара с активистом, который взял над ними шефство: местный парень, который немного говорит по-английски. Ответ Ибн-Педро: я все сделаю, если меня об этом попросит Абу Ханен. Но Абу Ханен недоступен. Bukra sabha inch’Аllah.
Гнев получает по мобильнику информацию: путь свободен. В 16.30 трогаемся дальше. Вместе с Ибн-Педро в тесной кабине пикапа нас снова трое. И калашников по-прежнему тут, но мы сначала заедем на ферму, где его оставим: по пути сюда мы встречались там с одним из командующих САС. Однако гранату Гнев себе все же оставил и, смеясь, размахивает ею у меня перед глазами. Заходим еще в один дом, откуда Гнев выходит с толстой пачкой стодолларовых купюр, знаменитых бен франклинов, ворохом сирийских ливров и коробкой изумительных, тающих во рту фиников. До границы мы доехали за час – пробирались теми же тропами, что и в прошлый раз. Солнце уже спряталось за Джебель, грязные лужи, как старинные зеркала, отливают тусклым золотом, небо выцвело, весь мир вокруг окрасился в различные оттенки темно-синего, коричневого и зеленого. На блокпосту САС – пробка из грузовиков всех размеров, мелкий транспорт буксует в грязи, приходится толкать. Гнев с Ибн-Педро о чем-то спорят, о чем – не знаю. Наконец выезжаем на шоссе, и Гнев гонит свой древний пикап на скорости больше ста километров, что пугает меня еще больше, чем перспектива встречи с мобильным патрулем. Делаем крюк, чтобы заехать еще в один дом, где пачки сирийских ливров выкладываются рядом с печкой. «Bukra Lubnan, – широко улыбаясь, говорит мне толстый человек, хозяин дома, – lyoma hon». Я, в полном замешательстве: «Как, fi mishkil? Lyoma mafi Lubnan?»[69] Гнев смеется: «Yallah, yallah». На самом деле толстяк лишь предлагал мне свое гостеприимство, дело вполне обычное. Cлава богу, мы не в Грузии, и хозяин не настаивает. Перед отъездом я вижу, как Ибн-Педро, сидя рядом со мной в кабине, засовывает пачки банкнот в пластиковый пакет. По-моему, это те же, что лежали у печки. Гнев несется по дороге как безумный; спускаются сумерки, но наш пикап, не снижая скорости, продолжает обгонять всех, вихрем проносится по деревне, лавируя – уже в полной темноте – между мотоциклами и прохожими. Наконец, подъезжаем к очередной деревне и останавливаемся возле того же дома, что и в прошлый раз. И хозяин тот же. Короткое ожидание, за нами приезжают на мотоцикле. Ночь, снова похолодало, и я совсем закоченел, сидя на мотоцикле, скачущем по разбитой дороге, ежеминутно рискуя нырнуть в лужу. Гонка происходит в полной темноте, если не считать луны. Наверху – сверкают звезды, и я различаю Орион, Плеяды… Узкий проулок. Молодые солдаты греются в какой-то халупе: слышен их смех. Еще один дом: оставшись один во дворе, я присел на минуту возле жаровни погреть руки: как хорошо…
Меня ведут в гостиную. Там сидят пожилой человек с ребенком на коленях, которому я даю пастилки от кашля, и – редчайший случай – какая-то женщина. Когда я объясняю, что у меня двое детей, она начинает поминать Аллаха.
И вот – отъезд. Ибн-Педро куда-то исчез, а Гнев, которого я фотографирую на память, дальше со мной не едет. Мы прощаемся. Гнев сажает меня в грузовик, чем-то уже набитый, где сидят двое крестьян – один маленький, худой и с усами, а другой толстый, – на прощание машет рукой: «Бейрут, Бейрут» и широко улыбается. Давай, Бейрут – кажется, дальше все должно пойти как по маслу. На самом же деле впереди меня ждет совсем не смешное приключение, самый неприятный инцидент за всю поездку. Мы про ехали не больше километра, как вдруг мне и толстяку предложили выйти из машины: впереди блокпост ливанской армии, а его надо объехать. Толстяк берет мою сумку, и мы пускаемся пешком по вспаханному полю: разрытая земля липнет к ногам, хорошо еще, что пашню не слишком развезло. И тут я вдруг замечаю, что мы движемся в полосе света, отбрасываемого прожектором с блокпоста, и моя тень причудливо растянулась по земле на добрый десяток метров. Иными словами, мы перед ними – как на ладони, и солдаты могут перестрелять нас, как кроликов. Но они не стреляют, мы благополучно выходим из полосы света, и тут мой спутник бросается бежать, а я по мере сил стараюсь не отставать, в то время как собаки на блокпосту заходятся в яростном лае. Таким образом мы преодолеваем метров пятьсот, и я уже различаю вдалеке наш пикап, который обогнул блокпост с другой стороны и теперь стоит с потушенными фарами. Именно в этот момент на дороге показывается еще какая-то машина, мы несемся вперед во весь дух, прыгаем в свой пикап. Успели. Проходящая машина оказывается грузовиком, но гражданским, а если бы это был военный транспорт, нам бы несдобровать.
