Холодные ключи - [15]
— Вот и выходные, — объявил герр Карпов (Блейель испугался, услышав, что он говорит) и предложил гостям на выбор пиво, «Сибирская корона» или «Пауланер». С бокалами в руках они пошли за фрау Карповой, осматривая дом. Большая комната, где они находились, объединена с кухней, широкий дубовый стол, мягкая мебель в нервозную клеточку и полдюжины равномерно распределённых абажуров с яркими вышивками. Спальня, небольшая комнатка для гостей, и наверху — царство Людовика. Ах да, ещё туалет со смывом, что в здешних краях вполне можно считать достижением. И отдельно — баня, сегодня вечером её затопят, дрова уже в печи. Но это — область её мужа, а прочее, то бишь оформление, обстановка и домашний уют, внутри и снаружи, это всё её стараниями. При этих словах она закрыла дверцу тёмного шкафа, скрывавшего в себе телевизор. В дверь постучали — приехали Наталья и Люба, со свежесобранным, сочившимся влагой букетом полевых цветов.
В честь гостя на столе возникла банка икры. Дальше — больше, робкого вида девушка подала солянку и пирожки с мясом, огурцы и помидоры с соседского участка. Блейеля попросили рассказать о работе, и он сам себя замучил до смерти, пока бубнил о различных областях логистики. Но фрау Карпова и Наталья дотошно расспрашивали его дальше, даже тогда, когда он принялся в деталях освещать проблемы со службами доставки и таможенными процедурами в некоторых странах.
— А много что производится в Китае? — спросила Соня, отгибая подол футболки и глядя на этикетку.
— Из наших собственных марок — нет, немного. Может, парочка.
— Она спросила, — ухмыльнулся Артём, — потому что это просто смешно, что вот такая майка сначала едет оттуда восемь тысяч километров до Штутгарта и потом семь тысяч обратно. Кстати, у нас в городе есть китайский рынок. Но там продаётся всякое барахло.
— Ну, вообще–то логистика всегда руководствуется математическим расчётом расходов и выгоды.
— Ну да, и выгода состоит в том, что за дорогу в пятнадцать тысяч километров платит наш клиент.
Это насмешливо фыркнула Соня; Артём переводил без продыху, в сногсшибательном темпе, и добавил от себя: «прошу извинить дерзкий тон моей сестрицы».
Но Блейель вовсе не считал, что было за что извиняться. Наоборот, ему нравилось, что с ним особо не чикаются. Так было легче расслабиться, почувствовать себя в своей тарелке, забыть, что он здесь не по своей воле. Теперь ему почти казалось, что он в обычной командировке, в привычной обстановке, когда уютненько переходили от деловой части встречи к неофициальной. Он улыбался насмешнице Соне, пока Галина Карпова пылко распространялась о том, как всё–таки замечательно, что мода Фенглера добралась и до Сибири, и как все присутствующие от этого счастливы. Потом она, должно быть, резко сменила тему — вдруг затрясла рукой над блюдом с пирожками и осеклась, несколько раз вопросительно повторив «Матвей…»?
— Как величать вашего батюшку? — шепнул Артём.
— Его звали Карл.
— Галина, дорогого гостя зовут Матвей Карлович.
— Матвей Карлович, — удовлетворённо повторила фрау Карпова, и Артём закончил, — вы непременно должны съесть несколько пирожков.
Аппетит покинул Блейеля, но он посчитал, что один–два пирожка осилить сможет. Неожиданно Людовик, на стуле которого висел автомат Калашникова в натуральную величину, раскричался. Блейелю показалось, что он, сдавленно хохоча, скандировал одну и ту же фразу. После седьмого или восьмого раза, поскольку увещевания ничего не принесли, мать вскочила, ударила ладонью об стол, так что звякнули тарелки, и, рявкнув, отослала его в постель. Люба, не проронившая всё это время ни слова, при первом же вопле Людовика моментально сжалась, прикрыла рот ладошкой и пискнула. Артём и его сестра явно сдерживали смех, Наталья с неподвижным лицом уставилась в пол. Герр Карпов встал и открыл буфет.
— План Путина — победа России, — тихо пояснил Артём, взяв себя в руки. — Фраза, которую мы немножко чересчур часто слышим в последнее время.
— А-а. — Блейель был рад, что более пространного комментария не требуется, и сунул в рот последний кусочек пирожка. Жуя и глотая, он собрался с силами и сосредоточился, — фкусна. Атлична.
Наталья и Люба зааплодировали, Галина Карпова заулыбалась: «Спасиииба!» — и схватила гостя за руки, а Артём похвалил:
— Великолепное произношение. И невероятное дипломатическое чутьё. Моё почтение, Матвей Карлович!
Герр Карпов принёс бутылку водки и, не останавливаясь, налил семь стопок. Блейель не успел отказаться и покорился судьбе. Чокнувшись, Наталья извиняющимся тоном что–то произнесла и, обратившись к Блейелю, отважно сказала по–немецки:
— Мне пора домой? К детям? Дочка–малышка? Больна?
Снова она одарила гостя сияющей белоснежной улыбкой.
— Один вопрос? У вас есть? В Германии? Семья?
Блейель опустил взгляд, и не только для того, чтобы не смотреть на декольте.
— Нет. У меня нет детей. Я, к сожалению… я развёлся.
— Ах! Как плохо? Как плохо от женщины!
— Да нет же. Женщина права. То есть, всё это грустно, да. Очень, очень грустно. Но женщина не плохая. — От досады на своё заикание он осушил стопку одним глотком.
— Бедный Матвей Блейель, — подытожила Наталья и ушла, к ней присоединилась и Люба.
В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.