Холодное блюдо мести - [22]

— Верю, не верю, а нашли его очень кстати. Не ломай ты голову над тем, чего не знаешь! Мало ли какие тонкости есть в этом деле. Пусть им менты занимаются…

— А мы?

— А мы будем жить как жили, — подвел черту Сергей.

Глава 8

Неделя, что Димка прожил у Наташи, прошла для нее будто в угаре. Она отвоевала себе право ходить на работу, хотя для этого ей пришлось изображать пламенную любовь и сожаление и даже сочинить жалостливую историю о том, что чиновники из районо спят и видят, как бы закрыть ее детский сад, к тому же Димка не сегодня-завтра уедет, и опять она будет жить одна, и любой сможет ее обидеть.

— Потерпи еще немножко, — солидно говорил он, — вот закончу свои дела, и мы уедем куда-нибудь подальше отсюда, купим себе уютный домик.

— Лучше построить, — говорила Наташа, чтобы он видел, как она заинтересована в их общем будущем.

— Пожалуй, ты права, — соглашался Димка. — В своем доме можно сразу все продумать, а в чужом придется многое переделывать, себе дороже…

Собственно, сомневался он в Наташе недолго. Сопоставил, наверное, все «вводные», как говаривал бывший муж, и решил, что она должна Бога благодарить за то, что послал ей такого молодого — он младше Наташи на пять лет — и сильного мужика.

Своей мужской силой, надо сказать, он ее здорово утомил. Привыкнув к Наташе, он почти не уделял внимания прелюдии секса, а полагался в основном на мужскую силу, которая, кроме усталости, ничего ей не давала. «Сила есть — ума не надо», — ехидничала она про себя.

По сути дела, в интимном плане для нее мало что изменилось. Как и с мужем, Наташа была покорной, не капризничала, ничего для себя не требовала, — словом, несла свой крест женщины, обязанной что-то там исполнять. Но муж у нее был законный, он ее содержал, дал ей свою фамилию и защиту, а Димка никаких прав на нее не имел. Но вот ведь и не сомневался в своих правах!

Ко всему прочему он постоянно выспрашивал Наташу, как ей было с мужем, кто из них сильнее, с кем ей лучше, и когда она говорила то, что он хотел услышать, расцветал от самодовольства и прижимал ее к себе. Он словно устраивал заочные соревнования с мужчиной, которому задумал жестоко отомстить.

— Я хочу видеть его глаза, когда возьму его за глотку и скажу: «Я трахал твою жену как хотел».

В первый раз, когда она разгневанно отпрянула, он сразу снизил тон, а потом словно зациклился на этом, стал смаковать в деталях предстоящий разговор с Наташиным бывшим мужем и насмехаться над ней:

— А говорила, что тебе все равно. Выходит, не все равно? Значит, ты все еще его любишь?

— Мне никогда не бывает все равно, что обо мне думают люди, — пыталась объяснить ему Наташа, но он бесцеремонно прерывал ее:

— Если не все равно, значит, ты просто закомплексована. Ты не знаешь себе цену. Твой бывший задавил тебя своими командирскими замашками.

«Косой кривому глаз колет! — усмехалась про себя Наташа. — Как будто ты не пытаешься делать то же самое!»

Да, муж Наташи был лидером в их небольшой семье, но он не злоупотреблял своей властью, всегда действовал тактично. О Димке такое не скажешь. Каким-то дурацким перстнем он словно купил право властвовать над ней, не понимая, что для этого ему надо еще многому учиться. А правильнее будет сказать: с этим надо родиться.

И при всем при том, кроме напряжения, которое вызывали его разговоры, от Димки явственно исходила опасность. Он был как мина замедленного действия. Ведь для того, чтобы получить вожделенные деньги, он не остановился перед предательством, а для того, чтобы получить долг, — перед… убийством? Он не произносил этого слова и ни на что не намекал, тогда почему же Наташа чувствует опасность?

Об этом даже страшно было думать. Но она запомнила фразу Димки насчет земли пухом. Судя по его словам, эта история случилась совсем недавно. Значит, некая женщина умерла вскоре после встречи с Димкой. Или во время нее? Но поскольку это все же были домыслы, слово «убийство» Наташа заменила словом «воровство» и, пока Димка был рядом, отодвинула его в глубь своей памяти, пообещав себе расставить все по местам, как только она останется одна.

И вот осталась. В первую же ночь на нее обрушился водопад обвинений ее виртуальных оппонентов. То есть Наташа представила себе, что говорили бы люди в ее адрес, если бы знали подробности дела.

Во-первых, почему вообще она его к себе в дом пустила? И сблизилась с ним?

Во-вторых, почему позволила ему управлять собой так, словно он имел на это право?

В-третьих, почему приняла от него этот безвкусный огромный перстень — явно чужой и наверняка ворованный! — а не швырнула ему в лицо? Теперь это она уже повторяла вслух, хоть и сама с собой.

В-четвертых, почему изображала особу сексуально озабоченную и делала вид, что интимные отношения с Димкой доставляют ей удовольствие? Почему честно не сказала, что ничего к нему не чувствует?

В-пятых, если он в бегах — по крайней мере недаром же его разыскивал Михайловский, — почему бы ей не пойти в милицию и не заявить, что у нее остановился человек, разыскиваемый законом? Она считает это ябедничеством? Значит, прятать у себя преступника порядочно, а сообщить о нем служителям закона непорядочно?