– Я подала на развод, – говорит Евгения и смотрит, как на глазах меняется лицо мужа: от обиженного – что можно ждать от тебя хорошего? – до недоумевающего: уходить от меня?!
– Могу я узнать причину? – холодно спрашивает он, вздергивая подбородок.
Что? Причину? От возмущения у нее перехватывает дыхание, и Евгения боится, что открой она сейчас рот – оттуда вылетит лишь задавленный писк. Она идет на кухню, мелкими глотками выпивает полстакана воды – рука у нее дрожит. И почти бегом возвращается в комнату.
– Причина в том, – выпаливает она, – что ты заставил меня чувствовать себя шлюхой!
– Чувствовать или быть? – спокойно уточняет он и подчеркнуто внимательно смотрит на балконную дверь, будто ожидает, что из нее выйдет высший судия и испепелит неверную жену.
Евгения садится в кресло и опускает глаза, чтобы «любимый муж Аркадий» не увидел плещущей в них ненависти: да, она ненавидит его! Он, как всегда, не понимает ее молчания. Решил, что она уже раскаялась, и потому охотно менторствует:
– Ты насмотрелась дешевой американской порнухи и думаешь, будто жизнь – сплошной секс, а сексуально озабоченная женщина не может быть ни хорошей женой, ни матерью! Где Никита? Опять у бабули? Чтобы развязать руки мамуле?!
Что он говорит? Во всем обвиняет ее? И то, что она не спит по ночам, а тело ее напрасно томится, значит лишь, что она просто похотливая сучка?! А то, что у нее в организме все разладилось и она стала раздражительной – при ее прежде веселом и легком характере?
Аркадию сорок шесть лет. Он на десять лет ее старше. Интимные отношения между ними бывают не чаще одного раза в месяц. А когда у Аркадия как-то были неприятности на работе, они не жили как муж и жена больше полугода…
Неужели в тридцать шесть лет ее жизнь уже кончилась? Неужели как женщина она больше не может вызывать желание? Почему-то все ее естество протестовало против этого!
Евгения всегда за собой следила: это у них в роду. Наверное, умирать будет, попросит, чтобы ей в гробу подкрасили губы… Так вот, тогда она превзошла саму себя – на какие только ухищрения не пускалась! И туалетную воду подбирала особую. Может, думала, на запах среагирует? И спать ложилась голой! И будить его пыталась – он ведь засыпал, ее не дожидаясь. Все напрасно!
Она ехала в автобусе домой, вспоминала эти свои бесплодные попытки и жарко краснела при мысли, что она так унижалась ради… Собственно, ради чего? Ради удовольствия?
Ее тело. Вот что двигало ею. Это тело не хотело – почти стих! – не хотело подчиняться мысли, что как женщина она уже кончилась. Оно чего-то там хотело, это странное тело! Хотело дарить себя. Отдавать! Радость обладания! Какие красивые слова. А у нее не было радости. Просто она неинтересна как женщина!
Вот в эту самую минуту кто-то и сказал ей в ухо:
– Девушка!
Она вздрогнула от неожиданности – обычно так ее называли в основном в очереди – и обернулась: какой-то мужчина, невидный, рыжий, одного с ней роста, положил руку рядом на поручень и улыбался ей так, будто они давние знакомые.
– Мы ходили в один детсад? – неприязненно спросила она; Евгения не имела привычки знакомиться в транспорте, и мужчины, почувствовав ее нежелание, оставляли свои попытки. Другие, но не этот. Этот лишь спокойно сказал:
– Нет, мы живем в соседних домах. Я всегда молча любуюсь вашим лицом, но сегодня вы так ожесточенно воюете сама с собой, что я решил вас окликнуть, дабы не допустить кровопролития.
«Ишь как складно чешет!» – недовольно отметила она про себя, но на прежних мыслях сосредоточиться уже не смогла и вынуждена была слушать этого… соседа!
– Какая вы, однако, пристрастная!
– Что? – Она не поверила своим ушам.
– Вы меня совсем не знаете, а уже не любите!
– А я должна вас любить?
– По крайней мере могли бы заинтересоваться: во мне уйма достоинств!
Автобус остановился. «Из-за этого приставалы я чуть не пропустила свою остановку!» Она выскочила, но он уже стоял и протягивал ей руку. Чтобы не выглядеть законченной стервозой, Евгения оперлась на нее, но тут же быстрым шагом направилась в сторону дома.
– У вас дома дети? – спросил он, приноравливаясь к ее бегу.
– Нет! – Она резко остановилась. Аркадий прав: и в тот день Никита был у бабушки. – Привычка – всегда мчаться домой.
– Наверное, вы на бегу и не заметили, что наступила весна? – спросил он и протянул ей букетик ландышей. – Может быть, немного погуляем?
Евгения мысленно пробежала, как по клавишам: в холодильнике – борщ, плов, компот, муж придет не раньше восьми. И правда, куда она так мчится? К телевизору? Что будет плохого, если она немного прогуляется? На самом-то деле, весна!
– Ландыши! – Она несколько растерянно понюхала букет. – Разве уже расцвели ландыши?
– Конечно, – удивился он, – конец апреля!
– Вы эти ландыши купили для кого-то другого, а пришлось отдать мне! – проговорила она и осеклась: какое ей дело до того, кому он их купил? Забыла, когда ей дарили цветы… Или взаправду поверила в свою женскую непривлекательность?
Но он поддержал ее игру.
– Я купил их для вас!
И не отвел взгляда, хотя глаза его смеялись.
– Но вы же не могли знать, что мы сегодня поедем одним автобусом! – Кажется, она тоже втянулась в это игривое настроение.
