Холодное блюдо - [4]

Фиолетовые сумерки неспешно захватывали город. Марина легким движением взяла Катерину под ручку, и они, как всегда в Мытищах, по-диагонали, двинулись через перекресток…

***

— … А на последних курсах приехали какие-то ирландцы. Изобретатели. Английский ужасный, первое время вообще ничего непонятно было. Потом как-то привыкла. Я с ними три месяца прообщалась. А под конец решилась. Выбрала из папиных изобретений то, что попонятнее и поближе к жизни, и принесла показать.

Уже давно прошли отведенные Мариной полчаса. Кафе, на первый взгляд показавшееся дурацким, стало уютным, Катерина неожиданно для самой себя разговорилась и не могла остановиться.

— Причем, специально рассказывала все, когда они втроем были, чтобы они меня в ФСБшницы не определили. Перевела, конечно, коряво, но они головами кивали, что понимают.

— А что там было-то?

От третьей чашечки кофе Маринкины щеки смешно розовели.

— Расчеты по турбогенератору, который работает на ториевой тепловыделяющей сборке. Папа ее для краткости почему-то лазером называл…

— На чем?

— Торий — химический элемент такой, металл. Папка придумал, как генерируемое им тепло сможет вращать турбину. Очень просто и крайне эффективно. Пара грамм на тысячу километров.

— Невероятно!

— Но, голая теория…

— И что?

— Да ничего. Текст-то им непонятен. По формулам пальцем поводили, картинки посмотрели, папку назад всучили и уехали. Я такой дурой себя чувствовала.

Проходящая мимо с подносом официантка покосилась на них неодобрительно: час сидят, ничего толком не заказывают. Ладно, что среда, народу немного…

— А уже в конце лета один из них — Фаррел Уолш — на институтский е-мейл написал. Просто приветы и предложение пообщаться в ICQ. В общем…, — внезапно Катя поняла, что не хочет рассказывать дальше, — Ему даже папка не понадобилась, только сканы. Я все ему продала. И у меня появились деньги.

По Маринке было видно, что она ужасно хочет спросить, сколько, она открыла рот, но произнесла совсем другое.

— Изобрели?

— Что?

— Ну, они, как-будто это они придумали, машину торовую сделали?

— Неа. Но это ведь и не быстро, наверное!

Ноябрь 2018

Егор Канчич не считал себя журналистом от бога. Тексты ему всегда давались тяжело, он сидел над нужными словами сутками, перебирая, выкидывая, стирая и печатая заново. Однако два качества сумели восемь лет назад вытянуть его из замороженного сибирского Томска в столицу и позволили жить на гонорары в этом безумно дорогом городе. Первым было умение оказаться в нужное время в нужном месте — совокупность интуиции, везения и умения слушать сплетни и правильно их интерпретировать. Вторым было доставшееся ему от северных охотников терпение.

Тем не менее, после хорошего августовского заказа пошла какая-то депрессивная полоса мелких, невкусных, а, главное, малобюджетных заказов и Егор начал подумывать, не сдать ли в декабре квартиру жаждущим, а самому метнуться зимовать в жаркую и дешевую Шри-Ланку.

Звонок от Маргариты Степановны Жернаковой был очень даже в тему. Марго, как он позволял себе называть ее за глаза, но никогда вслух, была акулой с сорокалетним стажем. Периодически она подкидывала ему неплохие расследования, иногда просто использовала его как писательского раба, но всегда честно расплачивалась.

— Хочешь министра? — вместо приветствия начала Маргарита.

— Доброе утро, Маргарита Степановна! Какого?!

— Важного. Борисова. На блюдечке.

— Ого! Взятка?

— Попроще. Любовница. Зато какая! Информацию не проверяла, но источник достойный. Знаю время и место встречи. Дальше сам.

— Для кого?

— Что?! А! Думаю, для «BigMoscow», но посмотрим на результат…

— Заметано.

— Лови СМС.

Февраль 1989

Мама положила на стол матерчатую сумку с купленной где-то курицей. Пупурышчатые тушки с остатками перьев давно уже Катюху не пугали. Она приподняла кожистое веко с какими-то редкими ресничками, и на нее глянул круглый черный глаз, как живой.

В этой синеватой целиковой курице где-то в районе груди была специально обученная косточка, которую папа называл «вилочка» а Катя «бери и помни». Косточка эта напоминала Кате русскую «Л», а папа говорил, что латинскую «Викторию».

— Мама, что будет из этой курицы?!

— Куринный суп с лапшой, солнце.

— Сегодня?

— Сегодня!

Катя удовлетворенно кивнула и ушла рисовать.

«Бери и помни» — это игра для двоих на неопределенный промежуток времени.

Во время ужина Катя радостно выколупала косточку из своего куска курятины и протянула папе. Тот с улыбкой взялся за свой кончик потянул. Это был Ритуал! Когда косточка сломалась, оба прищурились, пристально посмотрели друг на друга и проговорили «БЕРУ и ПОМНЮ!». Как клятву! Это значило: игра началась…

С этого момента, если тебе давали что-то, ты должен был взять это из рук и произнести положенное «беру и помню». Иначе соперник мог сказать «Бери и помни», вместо тебя. Это и был проигрыш. Ты забыл про игру!

С папой играть было интереснее и сложнее всего, потому что он почти никогда не забывал. И нужно было на время стать взрослой и терпеливой. И выждать хотя бы полчаса, а лучше — продержаться до вечера в надежде вставить свое «Бери и…».

Катя немедленно встала и ушла к себе в комнату. Там она написала на бумажке крупно «Беру и помню!» и положила листок у выхода. Затем доделала математику, почитала «Русскую Речь», сложила учебники и только тогда заглянула в зал. Папа расположился на полу с полуразобранной радиолой. Катя уселась рядом на корточки и принялась крутить в руках отвертку. Дождавшись, когда папа принялся шарить ладонью по линолеуму, она протянула ему инструмент. Папа буркнул «Угу». Не веря своему счастью, Катя выждала с замиранием секунду, и заулыбалась.