Ход конем - [9]

Нет, он, Сергеев, не забыл первую встречу: нагловатый, с прищуром, взгляд Бурова, заплаканные маленькие глаза Мамина, колебания Бочкина на втором допросе, а затем его правдивый рассказ.

С того дня прошло несколько лет. Однажды в коридоре отдела милиции Сергеев встретил заметно возмужавших Михаила Мамина и Николая Бочкина.

— А-а, старые знакомые. Здравствуйте!

— Здравствуйте, гражданин начальник, — в один голос ответили парни.

— Не ко мне ли?

— К вам, Андрей Захарович.

— Заходите. Освободили досрочно?

— Да.

— Молодцы. Как думаете продолжать жизнь?

— Пришли к вам за помощью.

— Что в моих силах, попытаюсь сделать. — Сергеев подошел к окну, распахнул форточку, лицо обдало волной свежего воздуха.

Мамин легким взглядом окинул кабинет. Перед двухтумбовым столом — маленький столик, которого раньше не было. Не было и мраморного чернильного прибора с авторучками. Новое — ковровая зеленая дорожка с малиновыми полями. Вместо дивана — у стены ровный ряд новых стульев. Сергеев — майор, был капитан. Толковый мужик, умный. Такому и подполковника можно дать. Лицо грубеет, морщин стало больше. Начал стареть.

Бочкин думал о своем. Ему не хотелось ворошить прошлое… Мамин же настойчиво советовал рассказать все. Но Николай колебался.

Майор сел. Широкой грудью навалился на стол, раскинул по сторонам согнутые в локтях руки.

— Ну, выкладывайте!

Долго рассказывали Мамин и Бочкин Андрею Захаровичу, что испытали и пережили за минувшие годы. В исправительно-трудовой колонии закончили десять классов вечерней школы, получили благодарности за старание на работе, решили жить честно.

Сергеев интересовался, как в колонии организована культурно-воспитательная работа, какие кинофильмы демонстрировались последнее время, есть ли самодеятельность, каким рабочим специальностям обучают заключенных.

Ребята охотно рассказывали, перебивая друг друга.

— Значит, вы теперь друзья? — майор дружески улыбнулся.

— На всю жизнь! — твердо ответил Мамин. — Вы и лейтенант Ухов нас сдружили. Вам тогда Бочкин рассказал правду. Но он кое-что утаил. Если разрешите, расскажет сейчас.

— Разумеется, разрешаю, даже прошу.

— Ведь Бочкин — тоже жертва Бурова. Правда, Николай?

— Правда, — пробасил Николай и смолк.

Майор доверчиво поглядел на Бочкина. Бочкин продолжал:

— Все произошло неожиданно: сперва Буров казался мне просто парнем-шутником. Пригласил выпить раз, другой… Платил за все. Когда кончились деньги, попросил продать костюм, почти новый. Он его не носил. Говорил, цвет не нравится. Я продал. Вскоре он задумал пошутить над Михаилом. Затея и мне показалась забавной. Я согласился. Потом оказалось, что в тот вечер он, волчина, обработал нас обоих. Как? Очень просто. От Михаила Буров подошел ко мне и говорит: «Колька, если ты не поможешь мне в одном деле, запросто уведу тебя с собой в колонию. Рано или поздно меня все равно посадят. Мне не страшно. Я там бывал. А каково тебе? Костюм-то мы с одним кирюхой украли, а ты продал. Соучастие, браток. Есть в кодексе статья… И в тот вечер я ходил в твоих туфлях, следы твои. Экспертиза скажет слово, пригвоздит к стенке. Подумай. Не поможешь, пойду один. Завалюсь, расскажу и о костюме, мне терять нечего. Нам с тобой следственные органы всадят вилы в горло».

Бочкин потер ладонью лоб, пошевелил губами.

— Боялся я раньше говорить об этом. Сейчас решил: дело прошлое. Да и жизнь пообтерла немного.

В цепкой памяти майора всплыло дело о костюме. Кража, правда, была раскрыта. Костюм возвращен хозяину, Арюмин, по кличке Тигренок, осужден. Он, очевидно, взял все на себя, побоялся тянуть Бурова. Лишившись Тигренка, Буров стал искать новых помощников. И нашел…

Нет, Сергеев не может простить себе недоработку по делу Арюмина. Ведь если бы с ним разобрались по-настоящему, значит, Бурова обезвредили бы раньше. Значит, жизнь Михаила Мамина и Николая Бочкина могла сложиться не так.

Бочкин по-своему оценил наступившую тишину. Ему показалось, что майор обиделся. И Николай негромко сказал:

— Мы сами виноваты, Андрей Захарович. Во всем. Были желторотые. Пускай бы сейчас Бурав попробовал…

— К сожалению, Буровы пока еще не перевелись, — озабоченно заметил Сергеев. — Они очень опасны тем, что втягивают на преступную тропинку неискушенных в жизни. Вот вы повзрослели, мыслите верно, решили честно жить и трудиться. Это похвально, очень похвально. Но одно дело — мыслить, другое, более сложное — уметь правильно жить каждодневно. И, если хотите, каждую минуту. И чтобы Буровы нам не мешали, надо добровольно, по велению совести контролировать их, контролировать строго. Всегда. Всюду. Всем обществом. Спрашиваете, как? Форм очень много.

Сергеев взглянул на часы и продолжал:

— Буровы живут среди честных людей. Так? Так. Люди видят их, соприкасаются с ними. Так устроена наша жизнь земная. Обокрал, скажем. Буров чью-нибудь квартиру. Что он делает дальше? Прячет похищенное. Где прячет? Чаще — у людей. Потом? Что украл — продает. Почти всегда за бесценок, иногда сам, иногда через барыг. Кому продает? Опять же людям. Купит у него костюм какой-нибудь Иван Иванович и доволен дешевой покупкой, не задумываясь над тем, почему добротную вещь отдают за пустяковую цену. Вот и получается: Иван Иванович помог преступнику избавиться от тяжелого груза, от доказательств. А когда милиция изымет покупку, Иван Иванович проклинает всех чертей, руками разводит: «Да я разве знал? Если бы знал — даром не надо». Для вора кражу совершить — раз плюнуть. Труднее найти надежное место для хранения краденого. И самое трудное — благополучно сбыть его. И если покупатель будет более осмотрителен и бдителен, у Буровых загорит земля под ногами.