Хочу женщину в Ницце - [144]

Юлия Августа чуть приподнялась с кушетки и свободной рукой подала знак сестре, что желает слушать продолжение.

– А история была такова, – многозначительно произнесла Меза, не меняя позы. – Апулей, проживавший в то время в Мадавре, вознамерился совершить поездку в Александрию, но по дороге серьезно заболел. Город Эя, где он был вынужден остановиться для лечения, лежал как раз по пути из Лептиса в Сабрату. Остановился он на временный постой у знакомца, с которым учился в прошлом в Афинах, изучая адвокатское дело и красноречие. Поскольку Апулей тогда сильно нуждался, друг его по имени Понтиан посоветовал писателю жениться на его матери Пудентилле, вдове и богатой женщине. Состояние ее тогда оценивалось в четыре миллиона сестерциев. Апулей согласился, тем более что женщина проявила к нему нескрываемый интерес. Однако слов о женитьбе по любви они никогда не произносили. Именно на этом основании родственники первого мужа Пудентиллы обвинили Апулея в том, что он околдовал женщину, которая была в возрасте чуть более сорока лет. То есть, в том же, что и ты, моя родная сестричка, и была она старше Апулея на целых двенадцать лет.

Юлия Меза приподнялась с табурета и, хихикнув сдавленным голосом, произнесла:

– Тебе это ничего не напоминает, дорогая?

Юлия Домна подняла на сестру грозные глаза задетой за живое женщины. Смолчать и дать повод даже своей сестре усомниться в своих женских чарах она не желала, и рассказ старшей сестры ей пришлось прервать.

– Ты полагаешь, сестра, что я уже старуха, и пленить молодых солдат своими женскими прелестями уже не способна. Только за деньги?! – она бросила на сестру недовольный взгляд.

Юлия Меза поднялась с табурета, будто загипнотизированная взглядом сестры. Известная в Городе как образец добродетели, не в пример Августе, она была одета в короткую тунику, закрывающую руки до кистей. Поверх туники Юлия Меза предпочитала носить корсет из тонкой кожи, который добавлял её фигуре стройности, а груди – большую полноту. Стола как одежда замужних женщин, служившая продолжением туники, была пошита без рукавов. Она не была столь длинной, чтобы волочиться по полу, подол был оторочен пурпуром и вышит жемчугом с золотыми блёстками. Красивый пояс был покрыт разноцветными камнями и обвит золотой цепочкой тонкой работы. Ровный пробор разделял седые волосы, завязанные узлом на затылке. Юлия Меза не стремилась выглядеть моложе своих пятидесяти лет, и поэтому её утренний туалет занимал немного времени.

Юлия Домна, оторвав долгий взгляд от ее наряда, подала знак прислуге. Девушки отступили в сторону, и императрица поднялась, встав на пол босыми ногами. Ростом она была выше своей сестры, её длинная белая шея была без единой морщинки, ноги крепкие, мышцы ягодиц упругие и подтянутые, высокая грудь словно рвалась из-под шелка. Руки императрица держала на тонкой талии. В глазах старшей сестры Домна читала восхищение собой. Она торжествующе улыбнулась. Сменив гнев на милость, она ласково произнесла:

– Послушай, дорогая, здесь немного душно. Пусть с тебя снимут пояс и столу и расшнуруют строфион[20], тебе будет удобнее. Присядь и продолжай.

Меза покорно последовала пожеланию сестры. Императрица снова легла на кушетку, и девушки продолжили колдовать над телом хозяйки. Красота женщины южного быстро увядающего типа была мимолетна, и способы продлить её срок у каждой восточной красавицы были свои, которые она хранила в секрете.

Юлия Домна

Перед тем, как снова начать, Меза помедлила, собираясь с мыслями.

– Заниматься магией с преступными целями в Риме было запрещено под страхом смертной казни ещё во времена республики, порукой даже служил «Закон XII таблиц». Обвинение против Апулея в преступном занятии магией было объяснимо хотя бы потому, что целью ворожбы была денежная корысть. Сами-то приворотные зелья и любовная ворожба осуждению и нами, и плебсом никогда не подвергались. Но это был совсем другой случай, который мог грозить смертью. Разумеется, и Клавдий Максим как наместник провинции, и все члены совета суда из свиты проконсула, прибывшие с ним из Рима, но имевшие однако только право совещательного голоса, были уже заранее на стороне Апулея – человека с блестящим образованием и известного в Риме ритора, мастера слова и прекрасного рассказчика. Септимий Север рассказывал мне, с каким восторгом он слушал речь Апулея в собственную защиту на подмостках сабратского театра. Именно тогда, как сказал Север, он окончательно решил посвятить себя изучению закона и научиться говорить так, как Апулей. Слушая этот рассказ императора, я дала себе слово докопаться до сути обвинения и системы защиты обвиняемого. Хочу признаться, что в отличие от Севера, который никогда не читал «Золотого осла», я неоднократно перечитывала эту книгу и считаю, впрочем, как и все в Риме, что это самое выдающееся произведение, когда-либо написанное на латыни, но тогда я еще не знала, что Апулей свою защитительную речь в Сабрате давно положил на папирус и даже издал в отдельном кодексе. Мнение наших великих юристов Папиниана и Ульпиана, назвавших эту речь адвокатским шедевром, для меня ничего не значило до тех пор, пока я сама не прочла ее. Это достаточно объемный труд, дорогая. Так вот, на суде стороны имели право говорить лишь строго ограниченное время, однако по закону обвиняемый мог говорить в несколько раз дольшее, чем обвинитель, поэтому водяные часы отмерили Апулею достаточно времени, чтобы он поразил всех своим красноречием и вызвал у граждан Сабраты восторженные овации.