Хочу женщину в Ницце - [142]

Шрифт
Интервал

Дальний путь тяготил императрицу, а скука делала дорогу особенно невыносимой. Траур обязывал воздерживаться от веселья и не приглашать к себе в повозку скоморохов, фокусников и прочих лицедеев, так как на глазах придворной знати делать это считалось бы предосудительно. Поэтому Юлия Домна, путешествуя в дорожной повозке, забавляла себя в свободное время поисками метафизических упражнений для ума, следуя римскому правилу «exerce memoriam», или, бывало, для приятного препровождения времени с интересом и любопытством внимала овладевающей искусством прорицания сестре, всегда охотно вещавшей о секретах и таинствах гадания. Императрица, как и сестра, полагала, что книга величайшего толкователя снов Артемидора воистину гениальна, поскольку вобрала в себя бесценный опыт свидетельств исполнения снов.

Однако на сей раз ее старшая сестра держала в руках вместо свитка роскошный кодекс – книгу со страницами из пергамента. По изрядно потертому кожаному переплету императрица быстро сообразила, что книга эта совсем не та, что содержала предсказания восточных пророков, которую сестра берегла как зеницу ока в своей личной библиотеке. Домна благосклонно улыбнулась и, плотно сжав узкие ладони, прикоснулась кончиками пальцев к губам:

– Слава Изиде, богине всего сущего, наконец в руках у тебя я вижу не чернильницу с книгой предсказаний и обкусанный стилос, а книгу Саллюстия – любимую книгу нашего божественного Севера.

Меза не сумела скрыть своего изумления:

– Как ты догадалась? – в ее голосе звучала досада.

В легкой улыбке Домны читалось снисхождение к наивности сестры:

– Жаль, что в последние годы нашей с мужем жизни в Британии ты совсем нас не навещала, а он так ждал твоего приезда. Император часто проводил свой день либо вдвоем с префектом претория Папинианом, либо оставался один в обнимку с этой книгой. В «Югуртинской войне» он оставил так много закладок с красными узорами на кусках папируса, что догадаться было немудрено. Я бы не удивилась, если бы Север признался мне, что на память владеет текстом этого трактата Саллюстия. Всю мудрость этой книги он мечтал передать нашим сыновьям. Едва он открывал рот, чтобы в очередной раз произнести нравоучение Гете и Антонину Бассиану, я знала, о чем пойдет разговор. Вот, родная, потрудись открыть кодекс в том месте, где длинная закладка с нитью на конце, я же могу на память произнести тебе последние слова мужа, обращенные к нашим сыновьям.

Меза не успела открыть книгу как услышала от сестры слова нумидийского царя Миципсы:

– Не войско и не казна охраняют царство, но друзья, а их не принудишь оружием и не купишь золотом… Но есть ли друг ближе, чем брат брату?.. Я оставляю вам царство – могучее, если будете править хорошо, а если плохо, то бессильное. Ибо согласием подымается и малое государство, раздором рушится и самое великое…

Домна глубоко вздохнула перед тем, как продолжить:

– Мой скорбный путь омрачен думой о сыновьях. Остается только возносить молитвы богам за наше благополучное возвращение. Жаль, что всё, о чем мечтал их отец, совсем не сбывается. Едва умер Север, и прогорел погребальный костер в Эбораке, сыновья мои разделились в смертельной вражде друг к другу. Все нужные указы и бумаги подписывал в Британии друг и советник мужа Папиниан, а братья со своей охраной порознь помчались в Рим. Думаю, они уже туда прибыли и делят богатства, сохраненные отцом, задабривая деньгами преторианцев и легионеров 2-го парфянского легиона. Неустанно молю богов, чтобы это было не так.

– Дорогая, но Эмилий Папиниан и Домиций Ульпиан говорили мне вчера, что последними предсмертными словами Севера были: «Я был всем, и всё это ни к чему». Разве не так? – задала вопрос ее сестра.

Юлия Домна снова вздохнула.

– Как же ты любишь копаться в подробностях! Хорошо. Слова из книги Саллюстия муж произнес, когда Гета покидал наш дорожный шатёр, а Антонин был в войсках. А во дворце, в присутствии юристов, после госсовета, уже совсем слабый, он, страдая от приступов подагры, сумел произнести эти последние слова, когда по его желанию Ульпиан зачитывал ему бумаги с отчетами, которые только доставили из Рима. Кстати, в них значилось, что в городе запаса хлеба на семь лет вперёд, из расчета 75 тысяч модиев в день, а масла столько, что его хватит на 5 лет, и не только для Рима, но и для всей Италии. Папиниан считает, что такое изобилие в Риме наблюдалось впервые за столетие. Вот тебе, дорогая моя, пример подлинного величия в сравнении со всеми прочими Антонинами! Это при том, что армия Рима сейчас самая многочисленная в нашей истории со дня основания Города: 33 легиона или 356 тысяч человек! Не забывай еще – что Марк, что Коммод имели фиск пустым, а эрарий распылялся почти бесконтрольно сенатом…

Юлия Домна задумалась, прижав к губам пальцы правой руки, будто пыталась на память составить подробную карту дислокаций армейских легионов, разбросанных вдоль границ римской империи от холодной Британии до жаркого Египта. Меза села на мягкий табурет напротив кушетки императрицы, оказавшись за спинами обступивших ту усердных служанок. Теплый воздух от маленькой печки благоухал восточными пряными ароматами и поднимался вверх под крышу фургона к большому приоткрытому люку, выполненному из толстого горного хрусталя. Лицо Домны оживилось, а губы зашептали по латыни:


Рекомендуем почитать
Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма

Василий Федорович Потапов (годы жизни не установлены) – русский беллетрист II-й половины XIX века; довольно плодовитый литератор (выпущено не менее ста изданий его книг), работавший во многих жанрах. Известен как драматург (пьесы «Наполеон в окрестностях Смоленска», «Чудеса в решете»), сказочник («Мужичок с ноготок, борода с локоток», «Рассказы Фомы-старичка про Ивана Дурачка», «Алеша Попович», «Волшебная сказка о гуслях-самогудах» и др.), поэт (многие из названных произведений написаны в стихах). Наибольшую популярность принесли Потапову его исторические произведения, такие как «Раскольники», «Еретик», «Черный бор, или таинственная хижина» и другие. В данном томе публикуются повести, рассказывающие о женщинах, сыгравших определенную роль в истории русского государства.


Земля чужих созвездий

Продолжение знаменитого романа классика отечественной фантастики Александра Беляева «Остров погибших кораблей»! Более десяти лет прошло с тех пор, как легендарный Остров погибших кораблей канул в океанскую пучину. Сыщик Симпкинс стал главой крупного детективного агентства и теперь искал по всему свету следы исчезнувшего «губернатора» Слейтона, более известного как финансовый аферист и мошенник Гортван. И вот однажды агенты донесли Симпкинсу, что в дебрях Центральной Африки появились никому не известные белые люди, тщательно избегающие контактов как с туземцами, так и с колониальной администрацией.


Царевна Нефрет

Пылкий и романтический немецкий египтолог Роберт Райт, разбирая папирусы в Берлинском музее, находит любовные стихи древнеегипетской царевны Нефрет. Зловещий наставник молодого ученого, профессор Стакен, считает их ничего не стоящими бреднями. Но Райт бросается в Египет на поиски гробницы Нефрет — что приводит к самым неожиданным откровениям и фантасмагорическим последствиям… Фантастическая повесть известного художника, гравера и графика В. Н. Масютина (1884–1955), яркая страница в истории литературного Египта, многие десятилетия оставалась забытой и до самого недавнего времени никогда не издавалась на русском языке.


След Золотого Оленя

Серия: "Стрела" Во время строительных работ в Керчи в подполе разрушенного дома находят золотую вазу с изображениями из скифского быта и ряд других предметов. Как они туда попали, из какого кургана их добыли, кто были люди, их спрятавшие, - археологи или злоумышленники? Над решением этих и многих других вопросов, связанных с находкой, работает группа археологов. Разгадывая одну загадку за другой, они находят следы тех, кто добрался до сокровищ, а затем находят и самый курган. Находки помогают ученым сделать серьезный вклад в историю скифских племен.



Ртуть

Ее королевское Высочество принцесса Кентская, член Британской королевской семьи – не только высокопоставленная особа, но и талантливый исследователь и рассказчик. Она по крупицам собирает и восстанавливает историю своего рода, уходящего корнями в седое средневековье. «Ртуть» – третий том Анжуйской трилогии, действие которого разворачивается во Франции в XV веке. История жизни знаменитого Буржского купца Жака Кера поистине удивительная. Его смело можно назвать самым успешным предпринимателем в истории средневековой Европы и родоначальником капитализма.