Хочу женщину в Ницце - [141]

Ульпий Квинтиан, награжденный за храбрость первой золотой фалерой, был переведен во вновь созданный Севером Второй Парфянский легион, расквартированный впервые в римской истории в самой Италии недалеко от Рима, а затем за воинские таланты и дисциплину был направлен на службу в сам Город в состав преторианской гвардии, которая по приказу Севера стала формироваться из обычных солдат дунайских и сирийских легионов вместо изнеженных итальянцев. Но долго жить в столице Римской Империи Квинтиану не пришлось. Уже в качестве личного телохранителя Севера он отправился в доблестный поход римской армии против парфян и, покорив обе столицы Парфии, принял участие в триумфальном шествии Севера в Риме в качестве центуриона императорской гвардии и перешел в сословие всадников. Жалование центурион Ульпий Квинтиан стал получать настолько значительное, что мог позволить себе купить богатый дом в предместье Рима. Но невеста его, так и не дождавшись писем с приглашением на жительство вблизи лагеря постоянной дислокации, вышла замуж за местного богатого торговца, тем более что отец её умер вскоре после отъезда паннонца в Лугдун. Однако Квинтиан не забывал свою первую любовь, и та камея из темно-синего агата – подарок девушки – с изображением двух рук, соединенных в пожатии с греческой надписью по кругу «Помни меня», так и висела на его шее.

Пока Квинтиан предавался сиюминутным воспоминаниям о днях своей юности, императорская повозка, запряженная немыслимым количеством низкорослых мулов, повинуясь воле погонщиков, сделала короткую остановку, чтобы по откидным высоким ступеням туда незаметно поднялась известная всей личной охране императора уже немолодая достойнейшая матрона с простым лицом, облаченная с головы до пят в тяжелые, шитые золотом ткани.

Внутри дорожной повозки было хорошо натоплено, уют и комфорт внутреннего убранства дополнял тонкий аромат восточных духов. Небольшое помещение хорошо освещалось естественным светом через застекленные потолочные отверстия и было пустым, лишь приветливая служанка суетилась у входа. Женщина сама расстегнула теплую широкую накидку, сдвинув декоративную накладку фибулы, украшенную зелеными и красными крупными камнями. Служанка бережно повесила одеяние гостьи на вешалку и проводила ее к маленькой двери, ведущей в помещение, служившее целям личной гигиены императрицы. Вход сюда был дозволен только узкому кругу особо приближенных служанок августейшей Юлии Домны и родной сестре императрицы – богатейшей и достойнейшей матроне всей империи Юлии Мезе, без присутствия которой, как злословили придворные, императрица обходилась только в часы интима.

Юлию Мезу безмолвно приветствовали поклоном все присутствующие служанки за исключением одной, что сидела спиной к двери у окна и переливала духи из склянки в готовую чашу, которую она использовала для приготовления мазей и кремов. Взгляд девушки был сосредоточен, прямая спина напряжена, красивые руки обнажены до плеч и протянуты к свету. Юлия Меза задержала на юной деве свой взгляд, словно её действа имели сакральное значение, сравнив про себя образ девушки с богиней благочестия в момент сжигания душистых веществ над жертвенником.

Ранний визит родной сестры императрицы ни у кого из прислуги не вызывал удивления, поскольку Меза имела привычку навещать поутру в дороге свою младшую сестру с началом каждого нового перехода и подолгу донимать ее толкованием своих сновидений сообразно трактату «Онейрокритика» легендарного Артемидора Далдианского из Лидии. Стремясь постичь природу своих порой тревожных снов, эта богатая матрона почти не расставалась с цилиндрическим кожаным футляром, где хранила длинные свитки египетского папируса, на которых оставил свой след личный стилос самого Артемидора. С этим бородатым толкователем снов она познакомилась, будучи ещё совсем юной, в Антиохии, куда приезжала с отцом из родного города Эмесы[19], что находился неподалеку от столицы Сирии. Наместник этой богатой римской провинции имел привычку слушать речи Артемидора на подмостках греческого театра, куда приглашали в качестве гостя и её отца Юлия Бассиана, верховного жреца богатейшего и громадного Храма Солнца – Элагабала, традиционное обличье которого состояло из златотканного с длинными рукавами хитона, до пят отделанного пурпуром и разукрашенного золотом. Голова жреца была украшена венком, покрытым роскошными драгоценными камнями. Наряд во многом походил на театральное обличье самого Артемидора.

Утренний туалет сорокалетней Юлии Домны, желающей, как и подобало Августе, выглядеть моложе своих лет, занимал всё время до полудня. Первая матрона империи возлежала на большой кушетке, вытянув красивые стройные ноги. Совсем юная служанка быстро уловила безмолвный жест императрицы и проворно, но с осторожностью, сняв золотые сандалии владычицы, принялась массировать её холеные ступни своими нежными, но сильными руками. Шелковый, почти прозрачный хитон голубого цвета с разрезанными рукавами был распахнут и нисколько не скрывал полногрудого стройного тела грациозной императрицы. Круглая шапочка-сетка из золотых шнурков не позволяла густым прядям волос рассыпаться по плечам. О склонности Юлии Домны к самолюбованию и нарядам говорило множество серебряных зеркал, расставленных по углам. Туалетные принадлежности находились на многочисленных полках в особых несессерах. Банки для румян, притираний, помад и духов, кисточки для накладывания румян и белил, ножницы для ногтей, булавки и щипцы для завивки, гребни из слоновой кости или букового дерева, длинные булавки или шпильки из серебра и золота были расставлены или разложены на золотых треножниках по всему периметру кушетки так, чтобы прислуга не толкала друг друга в ограниченном пространстве почти квадратной комнатки. Каждая из трех служанок знала своё дело и, получив едва заметный знак, приступала к магии колдовства над телом хозяйки.