Хочешь не хочешь - [3]

Однажды мама спросила:

— Когда наконец ты его выпустишь? Он уже отлично летает!

Ира погрустнела, но быстро нашлась:

— Когда установится хорошая погода.

Ленинградцы сразу поймут, что означает такой ответ, — это все равно что сказать: «После дождичка в четверг!» Потому что в Ленинграде сегодня солнце — завтра дождь… и послезавтра дождь, и еще целую неделю дождь. В конце концов появляется солнце — на день, на два... и дождь начинается снова.

Что и говорить, это был выдающийся воробей, на которого трудно было сердиться и которому продолжало везти: он не разбился об оконное стекло, не утонул в холодном супе и не задохнулся в шкафу.

Ире птенец доверял полностью. Движенья у нее были осторожные и легкие, а главное — она никогда не пыталась его ловить: просто поднимала руку ладонью вверх, и воробей прилетал немедля.

Обедал он, конечно, только с нею, забравшись лапами в тарелку. Мог сесть на вилку по дороге ко рту. А чаще садился Ире на плечо и оттуда — с высоты — смотрел, что сегодня на второе: рассыпчатая каша или опять картофельное пюре, после которого не отчистишь клюва?

За едой-то он и хулиганил больше всего. Хотя... если рассказать, как он с Ирой готовил уроки… Воробей, например, не считал, что попрыгать по страницам учебника достаточно. Ему необходимо было взглянуть и на следующую страницу. Для этого он слезал с книги, очень вдумчиво брал клювом за утолок верхний лист, медленно приподнимал его, а потом — раз! — и туда с головой. Крутится там, топчется, а как вылезет, тут же начинает чиститься — можно подумать, что между страницами шел ремонт и беднягу вымазали всего. И с одного бока чистит перья, и с другого, и пух под мышками, и каждое перо на спине, и даже пуховые штанишки — ну, словом, чистюля и недотрога.

Если нечаянно прикоснешься к нему — надувался медленно и сердито, пока все, что на нем растет, не встанет дыбом. Тогда, цепко стоя на тонких лапках, маленький этот воробей отряхивался, как собака, вылезшая из воды, после чего распушенные перышки оседали на свои места, и воробей снова был как воробей.

Много солнечных дней успело наступить и уйти, а воробей все жил и жил в доме, где его любили.

Но самая большая удача пришла к нему в то утро, когда весенний ветер распахнул окно...

И он улетел.

Улетел в прекрасный ветреный солнечный день и не вернулся больше. В доме стало тихо, чисто и… необыкновенно неуютно. Ирина мама сама призналась в этом.

— Ну давай тогда хотя бы котенка заведем.

— Опять котенка? Сколько раз тебе нужно повторять, что мы живем в коммунальной квартире?..

Ира молча кивала головой.

— Наконец, я не хочу, не желаю превращать свою комнату в хлев!

— Ага, — сказала Ира.

— Надеюсь, ты убедилась, во что он превратил наши книги?

— Убедилась, — сказала Ира, — но мне так хочется, чтобы у нас хоть кто-нибудь живой был.

НЕ ЗЕМНОВОДНОЕ

И вдруг — Ира опять вернулась из школы не одна: она принесла большую стеклянную банку, на дне которой кто-то был. Когда Ирина мама разглядела толком, кто это, — по спине у нее прошел холод. Там шевелился краб! Живой! Мокрый, усатый краб!

— Зачем тебе этот ужас? — спросила Ирина мама.

— Что ты, мамочка, неужели ты не видишь, какой он хорошенький?

— Хоро-о-ошенький?!

Мама пожала плечами и пошла мыть руки, сама не понимая зачем.

Прошло четыре дня.

Краб жил в банке так, будто его и нет. Он только без конца шевелил многими своими ногами — пробовал влезть на гладкую стенку банки. Потом замирал. Ирина мама старалась не смотреть на это, она боялась краба.

С того дня, как в доме появился краб, к Ирочке зачастил старый ее приятель и одноклассник Толя.

Толя прибегал так часто, что нельзя было понять — это он еще не уходил или пришел опять.

Ребята подолгу сидели подле банки. Ира что-то записывала в маленький блокнот. А Толя просто смотрел на краба с восхищением, непонятным Ириной маме. Но она думала: «Пусть наблюдают. Ничего плохого в этом нет».

И все-таки не удержалась:

— Толенька, скажи мне правду, тебе на самом деле нравятся... о боже, что он делает. . эти зе-земно-водные?

Толя был поражен: почему Ирина мама считает краба земноводным?

— Это не лягушка, — сказал Толя, — это краб. Он принадлежит к ракообразным.

— И откуда ты все это знаешь?

— Я не знаю — откуда я это знаю! Мы ведь с Ирой юннаты. А вы разве нет? Вы разве не были юннаткой?

— Нет, не была. Меня интересовали дирижабли.

Через некоторое время Ирина мама заметила, что ребята начали благоустраивать жилище краба.

Из живописных кусочков кирпича они выстроили крабу грот. Потом озеленили его. Потом насыпали влажного песка. «Если бы не сам краб, — думала Ирина мама, — все это выглядело бы даже красиво».

Сверху банка прикрывалась книгой. Но не плотно, а как-то так, наискосок, ребята клали книгу, чтобы ОН дышал.

Прошло несколько дней. И вдруг под утро вся коммунальная квартира на пятом этаже была поднята на ноги. Люди бегали по длинному коридору босиком и друг у друга спрашивали: «Что случилось?», «Кто кричал?»

Сначала никто ничего понять не мог. Потом поняли: вместо часов, которые обычно лежат на ночном столике, Ирина мама взяла в руки краба. Он, оказывается, там дремал.

Крабу, как видно, надоела банка, он, видно, залез на живописный грот и... вылез. А потом?