Хлеб великанов - [14]

— Привет, малыш. Я не знала, что ты здесь. Интересно, что ты понял из всего этого?

— Не знаю, — неуверенно сказал Вернон, переминаясь с ноги на ногу.

Нина открыла сумочку, достала черепаховый портсигар, вынула сигарету и щелкнула зажигалкой. Вернон завороженно смотрел. Он никогда не видел, чтобы женщины курили.

— В чем дело? — спросила Нина.

— Мама говорит, что приятные женщины никогда не курят. Это она мисс Робинс так говорила.

— О, вот оно что! — Нина выпустила струйку дыма. — Думаю, она права. Но, видишь ли, Вернон, я вовсе не приятная женщина.

Вернон в смущении смотрел на нее.

— По-моему, вы очень красивая, — пробормотал он.

— Это не одно и то же. — Улыбка Нины стала шире. — Пойди сюда, Вернон.

Он послушно подошел. Нина положила руки ему на плечи и испытующе посмотрела. Он спокойно подчинился. Руки у тети Нины были легкие — не вцеплялись в тебя, как мамины.

— Да, — сказала Нина, — ты Дейр, настоящий Дейр. Не повезло Майре, но это так.

— Что это значит?

— Это значит, что ты пошел в отцовскую родню, а не в мать, и это плохо для тебя.

— Почему плохо?

— Потому, Вернон, что к Дейрам не приходит ни счастье, ни успех. И никто от них не ждет ничего хорошего.

Чудные вещи говорит тетя Нина. Она посмеивается, значит, говорит несерьезно. И все-таки было в этом что-то непонятное, пугающее. Вдруг он спросил:

— А что, лучше быть таким, как дядя Сидни?

— Гораздо лучше. Гораздо, гораздо лучше.

Вернон что-то прикинул в уме.

— Но если бы я был похож на дядю Сидни…

Он запнулся, стараясь точнее выразить свои мысли.

— Да, что тогда?

— Если бы я был дядей Сидни, я должен был бы жить в Ларч-Херст, а не здесь.

Ларч-Херст — это массивный дом из красного кирпича под Бирмингемом, Вернон однажды был там с дядей Сидни и тетей Кэри. Вокруг дома было три акра земли — розовый сад, беседка, бассейн с золотыми рыбками; в доме были две роскошные ванные комнаты.

— А тебе это не нравится? — спросила Нина, продолжая его разглядывать.

— Нет! — сказал Вернон. Он глубоко вздохнул, во всю свою грудную клетку. — Я хочу жить здесь, всегда, всегда, всегда!

2

Вскоре после этого с тетей Ниной случилось что-то неладное. Мать было заговорила об этом, но отец заставил ее замолчать, покосившись в сторону Вернона. Он успел уловить всего две фразы: «Мне только жалко бедного ребенка. Достаточно взглянуть на Нину — и всем ясно, что она пропащая и всегда такой останется».

Бедный ребенок, как понял Вернон, — это его кузина Джозефина, которую он никогда не видел, но посылал ей подарки на Рождество и исправно получал то же самое в ответ. Он удивился, почему Джозефина «бедная» и почему мать ее жалеет, а также почему тетя Нина пропащая — и что это вообще значит. Он спросил мисс Робинс, та зарделась и сказала, что ему не следует говорить «о таких вещах». «О каких вещах?» — удивился Вернон.

Но он не слишком задумывался до тех пор, пока четыре месяца спустя об этом деле не заговорили снова. На этот раз на его присутствие не обращали внимания, так высок был накал страстей. Между отцом и матерью разгорелся спор. Мать, как обычно, от возбуждения кричала, отец был очень спокоен.

— Позор! — кипятилась Майра. — Сбежать с одним мужчиной, а через три месяца бежать к другому! Показала себя в истинном свете. Я всегда знала, что она такая. Мужчины, мужчины, ничего, кроме мужчин!

— Можешь говорить что угодно, Майра. Это не важно. Я прекрасно знал, что ты будешь потрясена.

— Как и все! Не могу тебя понять, Уолтер. Ты говоришь, у вас старинная семья и все такое…

— У нас старинная семья, — тихо вставил он.

— До сих пор я думала, что тебя хоть немного заботит честь семьи. Нина ее опозорила, и, будь ты настоящим мужчиной, ты бы начисто порвал с ней, как она и заслуживает.

— Традиционная сцена из мелодрамы?

— Тебе все шуточки! Мораль для тебя ничего не значит, абсолютно ничего.

— Как я пытался тебе объяснить, сейчас дело не в морали. Дело в том, что моя сестра в бедственном положении. Я должен ехать в Монте-Карло и посмотреть, чем можно помочь. По-моему, это ясно каждому нормальному человеку.

— Благодарю. Ты не слишком-то вежлив. А чья вина в том, что она в бедственном положении, хотела бы я знать? У нее был хороший муж…

— Нет, не было.

— Во всяком случае, он на ней женился.

На этот раз вспыхнул отец. Он сказал очень тихим голосом:

— Майра, я не понимаю тебя. Ты хорошая женщина — добрая, честная, прямая; как ты можешь унижать себя подобными отвратительными высказываниями?

— Правильно! Оскорбляй меня! Я привыкла к такому обращению!

— Неправда. Я стараюсь быть вежливым, насколько могу.

— Да. Вот за что я тебя ненавижу: ты никогда не скажешь прямо. Всегда вежливый, а на самом деле издеваешься. Приличия блюдешь! А зачем, хотела бы я знать? Зачем, если все в доме знают, что я чувствую?

— Несомненно — ведь у тебя очень громкий голос.

— Вот весь ты в этом, опять насмехаешься. Во всяком случае я счастлива сообщить тебе, что я думаю о твоей дражайшей сестрице. Сбежала с одним, переметнулась к другому — и почему же этот второй не может ее содержать, хотела бы я знать? Или она ему уже надоела?

— Я уже говорил тебе, но ты не слушала. У него скоротечная чахотка, ему пришлось бросить работу. Личных средств у него нет.