Хижина пастыря - [35]

Шрифт
Интервал

Старик надолго замолчал. Потом глянул на меня, будто уже обо мне забыл.

Далеко тебе идти?

Я кивнул.

Но ведь через час стемнеет.

Пройду сколько успею и заночую в дороге.

На голой земле?

Я сто раз так делал.

Безопаснее было бы набраться сил. Тебе нужен хороший сон. Ты совсем измучен.

Предлагаете остаться здесь?

Если хочешь. Это разумно. Места хватит.

Я подумал об очередной ночевке в эвкалиптовом лесу. Ничего подобного я не планировал, когда выдвигался за солью. Полный облом, вот как это называется. На меня навалилась жуткая слабость. Нет, не смогу я выйти прямо сейчас.

Ладно, кивнул я. Наверное, останусь. На одну ночь.

Что ж, сказал Финтан. Я очень рад.

Я встал, застыл в дверном проеме. Ужин мы съели, я согласился остаться – а дальше-то что делать? Мне было так паршиво, что хоть плачь. Но я не плакал.

Ты как, юноша?

Хорошо, ответил я, не оборачиваясь.

Найдешь в себе силы прогуляться?

Куда?

В это время дня я люблю выходить на озеро. Недалеко. Полюбоваться мягким светом. И тем, что озеро умеет.

Это просто соленое озеро. Оно ничего не умеет.

О, оно целый день в движении. Постоянно меняется.

Я повернулся к старику. Вид у него был идиотский.

Неужели ты не замечал, как перед закатом озеро наползает само на себя, наполняется и опорожняется? Знаешь, временами я вижу в небесах восточный берег, вижу корявые деревца, растущие вверх ногами над пустыней.

Миражи, отрезал я.

Возможно. Однако они полны жизни.

Финтан шагнул мимо меня в вечерний свет – мутноватый, молочный.

Пойдем, отрок Джекси, я покажу.

Не знаю, почему я пошел за Финтаном Макгиллисом. Может, потому, что мне было тошно до жути. Или просто чтобы его заткнуть. Имелась еще одна причина – он не взял с собой карабин. Подождал меня на улице, безоружный. Мы стали на равных. Я и подумал – хрен с ним, все по-честному, чувак ведет себя порядочно.

Вот так мы и побрели, два человека плечом к плечу. Забрели не слишком далеко. За мельницу, через самфир – и немножко на озеро.

Старик не спешил, и меня это очень даже устраивало. Он хлюпал и шаркал резиновыми сапогами, успевать за ним было легко. Только говорил, е-мое, не переставая. Будто не мог замолчать. Я шел рядом, опять себя жалел и мечтал, чтобы Финтан заткнулся. Мы скоро остановились, но поток слов – нет, он не пересыхал никогда.

Посмотри вокруг, парень. Какая картина! Какой соблазн!

Я притормозил возле Финтана, уставился на соль, небо и неровный свет между ними.

Раньше я считал все это воплощением Ада. Край, куда меня забросило. Жара, соль, мухи… Край столь пустынный, что здесь слышишь эхо собственных мыслей. Только взгляни, он бесконечен, словно сон, из которого невозможно сбежать. Представляешь, каким его видят люди, подобные мне? Пугающим, странным, бесчеловечным. А миражи… Они меня преследовали, ей-богу. Каждый – искажение; каждый – фарс. Порой казалось, будто озеро, соль, весь пейзаж взывают ко мне, словно голос из Ада. Финтан, раб, приди. Приди и умри!

Он заметил, как я на него смотрю, и чуть пожал плечами.

Разумеется, я был немного не в себе, кивнул Финтан. Не совсем здоров, так сказать. И все же я спрашиваю тебя, юноша, мог ли виновный человек вообразить себе местность, более подходящую для покаяния?

Лучше бы старик меня не спрашивал – я не понимал, о чем он. И тут стало ясно, что меня, в общем-то, и не спрашивают. Финтан просто молол языком. Называл меня Джекси, будто знал всю жизнь.

Песчинка, продолжал старик. Вот кем я себя чувствовал. Крохотное пятнышко. Причем одинокое до ужаса, как человек в фильме про космос. Я доходил до кромки озера и останавливался. Не доверял соли, корке этой, понимаешь ли. Боялся, что я ступлю на нее и провалюсь по шею, а моих криков не услышит ни одна живая душа на тысячу миль вокруг. Боже милостивый, ты можешь себе такое представить?

Я мог, еще как мог, и меня аж мороз пробрал от представленного. Удивительно, что он еще жив, этот старый болван, с такими-то мыслями.

Но так было в начале, юноша. Теперь я вижу все отчетливо. Это уникальное, прекрасное место, правда? С памятью. Иногда я думаю, что оно само и есть память. Вот, взгляни.

Финтан указал на следы эму, на царапины и вмятины, оставленные кенгуру и козами.

Все, что здесь происходило, до сих пор существует. В соляной корке, под ней, в испарениях. Нынче я смотрю на этот край, и он взывает ко мне: вот и я, сын мой. Я был здесь еще до рождения тебе подобных. Был до того, как ты сделал первый вдох. Был и есть.

Ну, сказал я. Фигня это все, как по мне. Нет тут ничего, только мы. И никто не разговаривает, только вы. Господи, да за вами разве кто-нибудь успеет слово вставить?

Старик хрипло хохотнул и увесисто хлопнул меня по руке, я даже чуть отступил.

Ай, сказал он. Каков наглец!

Шучу, ответил я. Он улыбнулся и поскреб бороду.

Да, Джекси, этот край столь величествен, что тут и спятить недолго. Однако самое смешное, друг мой, вот что: если бы сейчас мне дали возможность уйти отсюда, я бы вряд ли согласился.

Мы посмотрели на восток, на дальний берег, который с этого места казался просто красноватой зыбью. Я решил, что хорошего понемножку, и повернулся уходить, но тут мой взгляд упал на знакомую группу камней к югу от нас. Финтан заметил мои колебания.


Еще от автора Тим Уинтон
Музыка грязи

Джорджи Ютленд под сорок, профессию медсестры и романтические мечты о родственной душе она променяла на тихую жизнь домохозяйки в рыбацком поселке на западном побережье Австралии. Ночи напролет, пока домашние спят, она сидит в Интернете и тихо спивается. Но внезапно в ее судьбу входит Лютер Фокс – браконьер, бывший музыкант, одинокая душа. Изгой.Действие этого романа с подлинно приключенческим сюжетом разворачивается на фоне удивительных пейзажей Австралии, жесткий реалистический стиль автора удачно подчеркивает драматизм повествования.Роман австралийского писателя Тима Уинтона (р.


Рекомендуем почитать
Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Все рушится

На краю Леса жили люди Девяти деревень. Жили так, как жили до них веками их предки, представители удивительного народа ибо, и почитали своих причудливых, по-человечески капризных богов и строгих, но добрых духов. Исполняли обряды, на взгляд чужеземцев – странные и жестокие. Воевали, мирились, растили детей. Трудились на полях и собирали урожай. Пили домашнее пальмовое вино и веселились на праздниках. А потом пришли европейцы – с намерением научить «черных дикарей» жить, как белые, верить, как белые, и растить детей, как белые.


Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

Роман «Услышанные молитвы» Капоте начал писать еще в 1958 году, но, к сожалению, не завершил задуманного. Опубликованные фрагменты скандальной книги стоили писателю немало – он потерял многих друзей, когда те узнали себя и других знаменитостей в героях этого романа с ключом.Под блистательным, циничным и остроумным пером Капоте буквально оживает мир американской богемы – мир огромных денег, пресыщенности и сексуальной вседозволенности. Мир, в который равно стремятся и денежные мешки, и представители европейской аристократии, и амбициозные юноши и девушки без гроша за душой, готовые на все, чтобы пробить себе путь к софитам и красным дорожкам.В сборник также вошли автобиографические рассказы о детстве Капоте в Алабаме: «Вспоминая Рождество», «Однажды в Рождество» и «Незваный гость».


Не только апельсины

Роман молодой писательницы, в котором она откровенно рассказала о своем детстве и трагической первой любви, вызвал жаркие дискуссии и стал одним из главных культурных событий восьмидесятых. Детство и юность Дженет проходят в атмосфере бесконечных проповедей, религиозных праздников и душеспасительных бесед. Девочка с увлечением принимает участие в миссионерской деятельности общины, однако невольно отмечает, что ее «добродетельные» родители и соседи весьма своеобразно трактуют учение Христа. С каждым днем ей все труднее мириться с лицемерием и ханжеством, процветающими в ее окружении.


Хрупкое равновесие

Рохинтон Мистри (р. 1952 г.) — известный канадский писатель индийского происхождения, лауреат нескольких престижных национальных и международных литературных премий, номинант на Букеровскую премию. Его произведения переведены на множество языков, а роман «Хрупкое равновесие», впервые опубликованный в 1995 году, в 2003 году был включен в список двухсот лучших книг всех времен и народов по версии Би-би-си. …Индия 1975 года — в период чрезвычайного положения, введенного Индирой Ганди. Индия — раздираемая межкастовыми, межрелигиозными и межнациональными распрями, пестрая, точно лоскутное покрывало, которое шьет из обрезков ткани молодая вдова Дина Далал, приютившая в своем доме студента и двух бедных портных из касты неприкасаемых.