Хитклиф - [10]
Он протянул руку.
Я хотел отшвырнуть её в сторону и покончить с этим гнусным типом и его дурацкими предположениями, но мой желудок воспротивился. Ну что случится, если я и позавтракаю у него?
— Вставайте сами, — сказал я. — Но я согласен идти с вами.
Мистер Эр испустил притворно-жалобный вздох и преувеличенно тяжело поднялся на ноги.
— Благодарности, как я понимаю, ожидать не приходится. Ну и ладно. Я схвачу колючку сразу, а потом буду зализывать раны.
Служанка, открывшая дверь гостиницы, при виде меня разинула рот от удивления и отскочила назад, но, узнав мистера Эра, впустила нас и тут же убежала, зажав рот ладонями.
— Да, Х, победа осталась за тобой. Ты производишь на людей неотразимое впечатление — с этим надо что-то делать. А то по силе производимого эффекта ты можешь соперничать с царём[2], который обращал в золото всё, к чему прикасался. Но сначала о деле.
Щёлкнув пальцами над ухом человека, дремавшего на стуле с высокой спинкой, очевидно слуги, он приказал обалдевшему и заспанному лакею подложить в камин дров, а потом принести кофе и завтрак на двоих.
Мы уселись у камина. Мне показалось, что настроение мистера Эра заметно улучшилось.
— Чудесно, чудесно, — сказал он, потирая руки. — Приятно погреть отсыревшие кости, правда, Х?
— Не зовите меня так.
— Я и рад бы, да ты не представился.
— Меня зовут Хитклиф.
Джентльмена, похоже, весьма озадачили мои слова; он замолчал на целых десять секунд — для него это большой срок.
— Хитклиф — Хитклиф! Какое странное, необыкновенное имя.
— Уж какое есть.
— Это имя или фамилия?
— Оно годится и для того, и для другого.
— Тогда, думаю, мне тоже сгодится.
Слуга принёс кофе, булки и мясо. Изголодавшись, я сразу накинулся на еду.
— Полегче, господин… Хитклиф; за столом не следует стонать и чавкать, это пугает представителей низших сословий. Ты ел что-нибудь сегодня или хотя бы вчера, парень?
Я оставил эти разглагольствования без внимания, только повернулся боком, чтобы созерцание моей трапезы не оскорбляло утончённую натуру Его Светлости. Он снова щёлкнул пальцами.
— Джон, ты видишь этого парня?
— Да, сэр.
— Что ты скажешь о нём? Не стесняйся, говори прямо!
— Прошу прощения, сэр, но он грязный!
— Грязный? В самом деле? Ты меня удивляешь. Я в жизни не видел никого чище, он же просто белоснежный. Но если ты говоришь, что он грязный, Джон, тогда мы должны его помыть. Я знаю, у тебя высокие требования к тем, кто служит у твоего хозяина. Посмотри на него повнимательнее, Джон.
— Зачем, сэр?
— Потому что я хочу, чтобы ты на глазок прикинул его мерки. Как только откроются магазины, купишь ему костюм, самый приличный, который сможешь найти здесь. В любом случае это будет лучше, чем то, что сейчас на нём надето, а потом миссис Фейрфакс и её помощницы смогут одеть его как положено. Когда вернёшься, засунешь его в большую кадку, заполненную кипящей водой с самым едким мылом, подержишь там минут десять, а потом вытащишь то, что останется. Надеюсь, мы сумеем с помощью этой процедуры получить нечто, похожее на человека.
Джон посмотрел на меня с сомнением; я поднялся, запихивая куски хлеба под рубашку.
— Хватит с меня ваших оскорблений, мистер Эр, — сказал я. — Я не собираюсь быть объектом ваших упражнений. Всего вам доброго.
Когда я склонился в насмешливом поклоне, мистер Эр метнул на Джона такой сердитый взгляд, что последний пулей вылетел за дверь. Мистер Эр засунул руку в карман и вытащил тяжёлый кошелёк.
— Присядь-ка, Хитклиф. Довольно болтать ерунду, поговорим серьёзно. Тебе нужна работа, мне нужен слуга. Согласись, что золото, которое я тебе плачу, вполне способно позолотить случайное оскорбление, как ты это называешь, или шутку, как зову это я. Ну, сколько тебе надо в год?
Кошелёк был набит до отказа. Во дворе я видел великолепную карету с надписью «Эр», а теперь обратил внимание на роскошное убранство комнат. Всё это говорило о богатстве, мною ещё не виданном; в ту пору мои представления об изысканности ограничивались жилищем Линтона; возможность приобщиться к образу жизни, перед которым мои старые идеалы меркли, казалась заманчивой (при условии, что мне удастся это сделать без ущерба для себя). Я убедился, что легко могу управлять этим странным джентльменом. Почему бы не извлечь выгоду из его чудачеств? Он, без сомнения, постарается получить от меня дополнительные услуги, на которые я не согласен, но почему это должно волновать меня сейчас? В любом случае выбирать мне не приходилось. Возможно, причуды этого человека граничат с безумием, но разве моё состояние лучше? Обдумав всё хорошенько, я решил не отказываться от предложения. Соответственно, я запросил пятьдесят фунтов жалования — вдвое больше того, что Хиндли платил Джозефу. Мой собеседник засмеялся.
— Ну и жадина ты, Хитклиф! Осторожнее, не зарежь гусыню, которая несёт золотые яйца. Ты хмуришься — я понимаю, ты намерен торговаться до последнего. Но я тоже умею торговаться, тебе меня не одолеть. Давай пополам. Мы удвоим ту сумму, что ты назвал. Сотня фунтов, а не хочешь — не надо.
У меня, наверно, челюсть отвисла от удивления.
— Ха! Ты разинул свою жадную пасть, чтобы сожрать меня со всеми потрохами? Не выйдет! Я чувствую, как во мне просыпается шотландская кровь: тебе придётся довольствоваться меньшим. Что ты скажешь о двухстах фунтах и ни пенни больше?
О французской революции конца 18 века. Трое молодых друзей-республиканцев в августе 1792 отправляются покорять Париж. О любви, возникшей вопреки всему: он – якобинец , "человек Робеспьера", она – дворянка из семьи роялистов, верных трону Бурбонов.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
В середине XIX века Викторианский Лондон не был снисходителен к женщине. Обрести себя она могла лишь рядом с мужем. Тем не менее, мисс Амелия Говард считала, что замужество – удел глупышек и слабачек. Амбициозная, самостоятельная, она знала, что значит брать на себя ответственность. После смерти матери отец все чаще стал прикладываться к бутылке. Некогда процветавшее семейное дело пришло в упадок. Домашние заботы легли на плечи старшей из дочерей – Амелии. Девушка видела себя автором увлекательных романов, имела постоянного любовника и не спешила обременять себя узами брака.
Рыжеволосая Айрис работает в мастерской, расписывая лица фарфоровых кукол. Ей хочется стать настоящей художницей, но это едва ли осуществимо в викторианской Англии.По ночам Айрис рисует себя с натуры перед зеркалом. Это становится причиной ее ссоры с сестрой-близнецом, и Айрис бросает кукольную мастерскую. На улицах Лондона она встречает художника-прерафаэлита Луиса. Он предлагает Айрис стать натурщицей, а взамен научит ее рисовать масляными красками. Первая же картина с Айрис становится событием, ее прекрасные рыжие волосы восхищают Королевскую академию художеств.
Кто спасет юную шотландскую аристократку Шину Маккрэгган, приехавшую в далекую Францию, чтобы стать фрейлиной принцессы Марии Стюарт, от бесчисленных опасностей французского двора, погрязшего в распутстве и интригах, и от козней политиков, пытающихся использовать девушку в своих целях? Только — мужественный герцог де Сальвуар, поклявшийся стать для Шины другом и защитником — и отдавший ей всю силу своей любви, любви тайной, страстной и нежной…
Кроме дела, Софи Дим унаследовала от отца еще и гордость, ум, независимость… и предрассудки Она могла нанять на работу красивого, дерзкого корнуэльца Коннора Пендарвиса, но полюбить его?! Невозможно, немыслимо! Что скажут люди! И все-таки, когда любовь завладела ее душой и телом, Софи смирила свою гордыню, бросая вызов обществу и не думая о том, что возлюбленный может предать ее. А Коннор готов рискнуть всем, забыть свои честолюбивые мечты ради нечаянного счастья – любить эту удивительную женщину отныне и навечно!