Хинельские походы - [122]

— А вода где? — послышался недовольный голос. — Ведь ты без воды стрелял! Принеси сейчас же воды! А ты ленты остальные с КП тащи! Чего стоишь, впервой, что ли?

Две тени метнулись в разные стороны и исчезли.

— Теперь пора, — шепнул Колосов. — Ты, Жучкин, заходи от реки, будто воду несешь, а мы с Покамистовым со стороны КП. Да смелее! Только один полицаи возле пулемета остался!

Подойдя к пулеметному гнезду, Колосов схватил за глотку полицая, склонившегося над пулеметом. Тот вцепился зубами в его руку.

— Ах ты, полицейская шкура! Кусаться?

В это время подоспевший Жучкин ударил пулеметчика в переносицу. Тот обмяк, Покамистов подхватил полицая за ноги.

— Теперь назад! — шепнул Колосов, продолжая держать «языка» за шею. Волоча свою добычу по песку, они бросились прямо к речке, но рослый и сильный пленник царапался, бился, задерживая движение.

— Вот зараза! Задушу! — хрипел Колосов.

Жучкин, вырвав пулемет из гнезда, волочил его одной рукой за хобот, а в другой тащил две коробки с лентами. Отбежав шагов на пятьдесят, лазутчики остановились.

— Здоров верзила! — шумно выдохнул Колосов. — Если будешь сопротивляться, — пристрелю!

Это подействовало. Верзила перестал сопротивляться.

— Дайте дыхнуть, — еле выдавил он, вращая белками. Колосов разжал пальцы.

— Дыши, дрянь!

В этот момент кто-то произнес:

— Товарищ командир, где вы?

— Рятуйте! Тут я! — крикнул пленник. — Меня схватили! И пулемет.

Колосов снова сдавил ему горло.

— Говори толком: кто ты? Мы партизаны.

— Так и я…

— Чей? Какого отряда?

— Кульбаки, з Глуховского. Тут застава наша. На своих напали, — обрадовался «язык».

— Фу, чёрт! А кусаешься ты, брат, похлеще полицая! — И высвободил шею пулеметчика.

— Ну, ты ж не обижайся, — весело заговорил Жучкин. — Мы из Хинели идем, злые. Хорошо, что так кончилось… А то и душу мог бы отдать ни за понюшку табака…

— А пулемет отдайте. Наверное, опять песком засорили.

— Бери. Да не лови в другой раз раззяву! — насмешливо проговорил Покамистов, отпуская «языка».

Вскоре состоялась встреча с начальником заставы. От него мы узнали, что сегодня весь партизанский край перешел в наступление. Штурмуют повсюду, чтобы отвлечь на себя немецкие войска и оказать этим помощь Брянскому фронту. Эту директиву дал всем партизанским отрядам член Военного Совета фронта, он же секретарь Орловского обкома партии товарищ Матвеев.

Отряды Ковпака штурмовали противника на участке Жихово — Голубовка, в то время как Сабуров с Фомичом вели наступление на Знобь-Новгородскую.

Глава XXI ПЕРЕД ГЛУБОКИМИ РЕЙДАМИ

К вечеру 5 октября мы, первая группа эсманцев, расположились в Брянском лесу за рекой Чернь, невдалеке от переднего края обороны партизанской армии. Мы разбили свой бивак на кочках небольшой бурой поляны, окаймленной обгоревшим лесом. Костров не разводили; стоянка находилась в зоне артиллерийского обстрела.

Холодно и голодно было в Эсманском отряде. Небольшие запасы хлеба, мяса и соли, доставленные нами из Хинели, пришлось передать в распоряжение Фисюна, который заведовал хозяйственной частью, как и ранее, и он объявил, что придется потуже затянуть пояса́.

По соседству с нами, в лесу, стояли табором жители Зноби-Трубчевской и Новгородской и других сел Знобь-Новгородского района. Женщины и ребятишки вырыли себе землянки, наскоро сколотили курные лачуги И ютились, терпя большие лишения. Урожай остался в поле, скот съеден, домашние вещи, припрятанные в ямах, достались полицаям. Питались одним картофелем. Женщины и партизаны ночью уходили в поле за десять-пятнадцать километров от стоянки и там, возле выжженных сел, украдкой выкапывали свою картошку. Противник, сидевший в дзотах, открывал огонь из минометов и пулеметов, как только улавливал скрип телеги или неосторожный говор.

Картофельные поля изрыты были воронками от мин и снарядов. Бывали случаи, когда в поисках капусты или табака партизаны натыкались на мины, расставленные на огородных грядках, и подрывались…

Ежедневно утром и вечером артиллерия противника обстреливала передний край Брянской лесной армии.

Каждый квадратный метр площади, прилегающей к Брянскому лесу, просматривался противником через оптические приборы и был закреплен за определенным пушечным или минометным расчетом. Артиллерийский огонь обрушивался даже на одного человека, если он осмеливался выйти в дневное время из лесу. Стреляли и по женщинам и по детям.

Жалкий вид имели наши эсманцы — остатки второй и третьей групп, когда мы после трехмесячной разлуки встретились с ними вблизи Знобь-Новгородской. Многие были без поясных ремней, без теплой одежды, босые. Численно они едва составляли одну треть нашей первой группы.

В период летнего наступления противника вторая и третья группы эсманцев отошли за реку Неруссу. Форсировав ее вплавь, они лишились всего, в том числе обуви и одежды. Одни погибли, другие были ранены или заболели из-за отсутствия овощей, соли, и их эвакуировали в советский тыл на самолетах. Мы встретились с ними после боя за Знобь-Новгородскую, на похоронах погибших в этом бою командира третьей группы Николая Хомутина и Нины Белецкой. Хомутин был сражен пулеметным огнем из дзота. Пренебрегая огнем и близостью противника, Нина бросилась спасать командира. Она увлекла своим порывом и других, и смертельно раненый Хомутин был вынесен с поля боя, но уже не один, а вместе с Ниной.