Хендрикс, Последние 22 дня - [33]

— Не хотите ли вы сказать…

— Немного э…

— Не хотите ли вы сказать, что для вас естественно будет привлечь органиста, к примеру, или певца…?

— О, это как раз то, о чём я мечтаю.

— … а вы при этом останетесь только как гитарист?

— В точку, именно об этом я и мечтаю. Это как раз то, чем бы мне хотелось заняться. Думаю, две гитары, включая меня, органист и певец, ударные, как всегда, и бас–гитара. Если мне бы удалось подобрать такой коллектив, это было бы замечательно.

— Помню, разговаривая с Алвином Ли из Ten Years After несколько недель назад, он сказал, говоря о вас, что вы никогда не достигните признания вас как поэта–песенника. Не считаете ли вы, что ваше воображение уведёт вас в неизвестном направлении. Я хочу сказать, не боитесь ли вы, что вас не признают как поэта–песенника?

86

— Ну, это неплохая идея, я подумаю над этим и попробую увязать всё в моей голове. Но я не могу писать о том, чего не чувствую. А это не всегда выходит удачно, знаешь. Я не гонюсь за удачными оборотами, я только обнажаю свои чувства и всего–то [смеётся]. А слова, они такие бледные, они чаще скрывают то, что ты хочешь ими выразить. Когда же ты играешь, ты двигаешься, скачешь по сцене, оголяешь свои нервы и всё такое и они не видят ничего, кроме того, что видят их глаза, знаешь, они забывают слушать своими ушами. Ну я и пытаюсь выразиться в движении, что и является человеческой натурой [смеётся], знаешь ли. Но я испытываю радость, я всё ещё испытываю радость, если мне это удаётся, я имею в виду, если мне удаётся ещё и думать.

— Но вот снова, я не совсем вас…

— Я… я ненавижу забиваться в угол. Я ненавижу быть только гитаристом, или только поэтом, или чечёточником, к примеру, или ещё чем покруче [смеётся]. Мне нравится всего–лишь, знаешь, быть, быть самим собой.

— Как я понял, для вас неважно признание вас поэтом–песенником, так?

— Не знаю, право. Думаю, я бы только лежал тогда бы на спине и только и делал бы, что сочинял песни, если бы у меня, вдруг, отнялись ноги, руки и не мог бы пошевелиться, чтобы выйти на сцену ещё и ещё.

— В одном из интервью вы упомянули, что вам всё равно, что делать, лишь бы расшевелить публику, это верно?

— Истинная правда.

— Теперь скажите, чем бы вы могли ещё, как вы выразились, расшевелить их, кроме как вашей музыкой?

— Не знаю, всё, что мне бы хотелось донести до их сознания, это совсем немного счастья, слишком много тяжёлых песен уже написано и спето. Музыка несёт, знаешь, или по крайней мере уже принесла слишком много тяжести в человеческие сердца, знаешь, доведя людей до состояния, почти невыносимого. Я уже говорил об этом, что когда сгущаются над тобой тучи, всего–то и надо представить себя гелием [смеётся]. Ну а потом…

87

— Где вы сейчас черпаете вдохновение на написание песен, и в каком вы теперь работаете направлении?

— Не знаю. Может быть из моих… недавних опытов [смеётся]. Как это у меня получается? Я стараюсь. Я вижу сразу всё в целом, затем сначала беру из конечного результата вторую половину. Или наоборот: сначала первую, затем вторую, в этом вся соль, какую половину взять второй. Сначала ставишь опыт, затем проверяешь его на себе. Мне только нужно пробраться через все эти бесконечные изменения, затем беру карандаш и всё это описываю в стихах, понятно? Но сейчас мне нужно время, чтобы разобраться во всём этом самому [смеётся].

— Не следует ли из всего этого, и из того о чём вы уже говорили в недалёком прошлом, что музыка будет… э… следует…

— Ей следует быть классической…

— Нет, следует поворот колеса… музыка… мы сейчас стоим у конца чего–то и у начала новой ступени, где поп–музыка изменит мир. Или вы не верите в это и считаете, что музыка, наоборот, просто отражает состояние, в котором находится мир?

— Именно так, помимо ре–преломления, но если бы они увидели своё отражение в блюзе, откуда музыка черпает жизненные силы, по крайней мере, некоторая её часть. Затем рассмотреть другую её часть, которая пытается пробиться самостоятельно, но не обязательно это будет музыка солнечных лучей, это будет, знаешь, более лёгкая почти без слов, но многозначная. Тебе не придётся петь о любви всё время, чтобы убедить людей в существовании любви. Тебе не нужно будет эпатировать их словами любви. Но право не знаю, может я слишком сентиментален, раз говорю так [смеётся]. Но минутку! Я же не могу вернуться, по этой же милой причине. Думаю, нет причины, почему это не может произойти.

— Хотели ли вы это сделать лично, я хочу сказать…?

— О, я хотел бы быть участником.

— … было ли у вас желание изменить мир?

88

— Ну, я хотел бы в этом участвовать, но только изменить нашу реальность, не то что б я знал способ, но хотелось бы, что отношения между поколениями улучшились.

— Какие именно изменения вы хотели бы увидеть?

— О, не знаю, возможно побольше красок на улицах. Я имею в виду [смеётся]… Не знаю, действительно не знаю. Когда что–нибудь происходит, должно что–то произойти, должен перед тобой открыться твой шанс. Когда нет никаких идей, ни новых тенденций, ни новых встреч, и ничего не происходит вокруг тебя, знаешь, или даже нет новых мыслей, должны быть, по крайней мере, перед тобой открыты все двери, должно быть уважение к тебе, как к чему–то новому, и возможно, как, знаешь, к твоему шансу или помощи [смеётся]… человеческой расы или чего–то ни было. Вместо того, чтобы продолжать тащить лямку. И тебе приходится поступать ярко, для того чтобы стать другим. Вырваться из паутины предрассудков. Ты отращиваешь волосы, придумываешь свой язык, чтобы быть в стае, знаешь. А чтобы тебя признало общество, ты стрижёшь их и начинаешь носишь галстук. Так что нам нужно создать нечто третье, ты понимаешь, что я имею в виду [смеётся]?