Hello World. Как быть человеком в эпоху машин - [9]
Категоричность в эпоху высоких технологий (либо алгоритмы всемогущи, либо абсолютно бесполезны) может привести к нежелательным последствиям. Если мы хотим использовать технику с наибольшей отдачей, нам придется выработать привычку к объективности. Мы должны учесть ошибку Гарри Каспарова и признать свои слабости, научиться контролировать свои спонтанные реакции и более осознанно относиться к программам, с которыми мы имеем дело. С другой стороны, нельзя смотреть на программы снизу вверх, надо анализировать их чуть более придирчиво и задумываться о том, справятся ли они с поставленной задачей. Только так можно понять, заслуживают ли они той власти, которую им дали.
К сожалению, все это легче сказать, чем сделать. Зачастую мы почти не в силах повлиять на могущество и радиус действия даже тех алгоритмов, которые непосредственно затрагивают нашу жизнь.
Особенно это касается тех программ, что оперируют самым главным в наше время товаром — данными. Повсюду в интернете нас преследуют безмолвные алгоритмы — они собирают информацию о нас, вторгаются в наше личное пространство, составляют на нас характеристики, — и ничто не мешает им незаметно влиять на наше поведение. Последствия гремучей смеси из неправомочно присвоенной власти, влияния и необоснованного доверия могут коренным образом изменить все наше общество.
Персональные данные
В 2004 году, вскоре после того, как Марк Цукерберг создал Facebook, между ним и его другом произошел такой обмен сообщениями:
Цук: так что если тебе понадобится инфа о ком-нибудь в Гарварде
Цук: только скажи
Цук: у меня больше 4000 имейлов с фотками и адресами (…)
[Имя друга скрыто]: что? откуда ты все это взял?
Цук: сами дали
Цук: не знаю, зачем
Цук: “доверяют мне”
Цук: дебилы>[50]
В свете связанного с Facebook скандала 2018 года журналисты не раз цитировали эти реплики, намекая на макиавеллиевский подход компании к принципам конфиденциальности личных данных. Лично я думаю, что хвастливые комментарии девятнадцатилетнего парня не стоит воспринимать чересчур серьезно. Но также я думаю, что Цукерберг ошибался. Люди рассказывали ему о себе не просто так. Это был обмен. За свои анкетные данные они получали доступ к программе, которая позволяла им легко и быстро переписываться с друзьями и родственниками, их объединяло общее жизненное пространство. Это была их личная сеть на бескрайних просторах Всемирной — паутины. Не знаю, как вы, а я тогда была уверена, что это честная сделка.
В этой логике есть одно “но”: мы не всегда отдаем себе отчет в том, к чему в долгосрочной перспективе может привести такой обмен. Далеко не всегда очевидно, что дает информация о нас, иначе говоря, насколько она ценна как исходный материал для умной программы. Или наоборот — насколько дешево нас купили. Всякое лыко в строку
Одними из первых важность личных данных оценили супермаркеты. В том секторе, где компании неустанно борются за внимание клиентов — за крохотные зоны предпочтений, благодаря которым покупатели становятся более лояльными к бренду, — любое самое незначительное усовершенствование дает колоссальные преимущества. Движимый именно этим мотивом, британский ретейлер Tesco в 1993 году предпринял грандиозный эксперимент.
Розничная сеть Tesco ввела в обращение новую клубную карту — пластиковую карточку наподобие кредитной, которую покупатели должны были предъявлять при оплате товаров в кассе; программу запустили в нескольких магазинах сети, руководили проектом супруги и партнеры по бизнесу Эдвина Данн и Клайв Хамби. Договор был очень простой: при каждой покупке с использованием клубной карты клиент накапливал баллы и в будущем мог использовать их для других приобретений, а магазин вел учет покупок, записывая их на имя данного покупателя>[51].
В первом эксперименте с клубными картами информация собиралась довольно скупая. Помимо имени и адреса клиента в системе фиксировались только даты и суммы чеков без наименований попавших в корзину товаров. И тем не менее даже из столь скромных результатов Данн и Хамби извлекли чрезвычайно ценные сведения.
Они выяснили, что львиную долю продаж обеспечивает небольшая группа постоянных покупателей. Данн и Хамби просмотрели почтовые индексы и увидели, как далеко люди готовы ехать в магазин. Они вычислили благоприятные с точки зрения конкуренции округа и те районы, где Tesco — безусловный лидер. Собранная информация показала, кто заходит в магазин ежедневно, а кто откладывает покупки на выходные. Вооружившись этими знаниями, аналитики принялись за дело — начали рассылать держателям клубных карт купоны по почте, дабы подогреть их покупательский азарт. Те, кто тратил больше всех денег, получили купоны на сумму от 3 до 30 фунтов. Более экономных поощрили не так щедро — на 1–10 фунтов. Эффект превзошел все ожидания. Покупатели реализовали почти 70 % купонов, а оказавшись в магазине, наполнили свои корзинки с верхом — обладатели клубных карт в целом потратили на 4 % больше денег, чем те, у кого карт не было.
Казалось бы, что общего у любви и математики? Автор книги, профессор математики Лондонского университета Ханна Фрай, убедительно доказывает: математические формулы вполне способны рассказать нам что-то новое о любви и отношениях. Пусть наши чувства хаотичны и с трудом поддаются анализу, но ведь математика давно научилась работать с хаосом – идет ли речь о поведении элементарных частиц или демографических проблемах. Как бы причудливы и изменчивы ни были законы любви, математика в состоянии не только описать их, но и предложить ряд практических идей – от теории флирта и оптимального алгоритма поведения на вечеринке до прогнозирования числа гостей на свадьбе и даже их рассадки за столом.
Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».
Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».
В первые послевоенные годы на страницах многотиражных советскихизданий (от «Огонька» до альманахов изобразительного искусства)отчетливо проступил новый образ маскулинности, основанный наидеалах солдата и отца (фигуры, почти не встречавшейся в визуальнойкультуре СССР 1930‐х). Решающим фактором в формировании такогообраза стал катастрофический опыт Второй мировой войны. Гибель,физические и психологические травмы миллионов мужчин, их нехваткав послевоенное время хоть и затушевывались в соцреалистическойкультуре, были слишком велики и наглядны, чтобы их могла полностьюигнорировать официальная пропаганда.
Культуролог и музеолог Ксения Сурикова исследует феномен музея сквозь призму архитектуры и предлагает рассмотреть его в широком контексте культурных трансформаций, влиявших на роли и функции музея в обществе. Последовательно рассматривая особенности бытования музея в различные исторические периоды, автор показывает, как в зависимости от стратегий отношения к прошлому менялось восприятие музейного предмета и музейной функции, а следовательно, и выстраивалась или разрушалась типология музейного здания. Книга адресована архитекторам, художникам, культурологам, музеологам, а также представителям городских администраций и различных гражданских сообществ. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
В статье анализируется феномен коллективного сексуального насилия, ярко проявившийся за последние несколько лет в Германии в связи наплывом беженцев и мигрантов. В поисках объяснения этого феномена как экспорта гендеризованных форм насилия автор исследует его истоки в форме вторичного анализа данных мониторинга, отслеживая эскалацию и разрывы в практике применения сексуализированного насилия, сопряженного с политической борьбой во время двух египетских революций. Интерсекциональность гендера, этничности, социальных проблем и кризиса власти, рассмотренные в ряде исследований в режиме мониторинга, свидетельствуют о привнесении политических значений в сексуализированное насилие или об инструментализации сексуального насилия политическими силами в борьбе за власть.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.