Хедвиг и прекрасная принцесса - [11]
Улле закрывает лицо руками. Когда он снова поднимает голову, его щёки мокрые от слёз. Он совсем съёжился. Конечно, он и так коротышка – самый маленький в классе. Но сейчас он кажется ещё меньше.
– Почему мне нельзя хотя бы иногда ходить на физкультуру? Брэнболь – это так классно!
Но Бенгт Ламм открывает кабинет и указывает на парту с кубиками.
– Разве не классно научиться завязывать свои шнурки? – замечает он.
Улле встаёт и, еле волоча ноги, идёт на своё место. Дверь за ним закрывается.
Хедвиг поднимает руку.
– Да? – говорит Бенгт Ламм и замечает, что она ещё в джинсах и в свитере. – Ты забыла форму?
– Нет, – отвечает Хедвиг. – Я сегодня не могу пойти на физкультуру. Я простудилась.
– С виду не скажешь.
– Да, но я действительно простужена.
Бенгт Ламм долго смотрит на неё. От взгляда его влажных каракатицыных глаз становится не по себе.
– На физкультуру должны ходить все, если только нет записки от родителей. Занимайся в обычной одежде.
Хедвиг кладёт руку в карман. Протискивается вперёд.
– Вот, – говорит она и протягивает аккуратно сложенную записку.
У Хедвиг насморк. Прошу освободить её от физкультуры на две недели.
Кристина Андерсон
Хедвиг замерла. Бенгт Ламм вновь и вновь перечитывает текст.
– Твоя мама всегда пишет записки на компьютере?
– Да, конечно.
Бенгт кивает и проходит по растрескавшемуся полу к запертой двери. Ищет нужный ключ. Наконец замок говорит «клик!». Бенгт Ламм открывает комнату для отдыха.
Хедвиг идёт к узкой кушетке, где лежат зелёный плед в катышках и две мягкие подушки. На столе четыре книжки, потрёпанные и некрасивые.
– Увидимся после урока, – говорит Бенгт. – Посиди, почитай что-нибудь, глядишь, и простуда пройдёт.
– Хорошо, – отвечает Хедвиг, и дверь закрывается.
Хедвиг ждёт секунду.
Пять.
Десять.
Ждёт почти минуту.
И выскакивает из комнаты. Детей и след простыл, они наверняка уже на поле, делятся на команды.
Когда она входит в класс, Улле поднимает глаза. Вытирает щёки. Небось, так до сих пор и плакал.
– Ты чего? – спрашивает он.
– Я научу тебя завязывать бантики.
– Зачем?
– Затем. Но с одним условием.
– Каким?
– Обещай никому не рассказывать. Никто в целом мире не должен узнать, что я тут была.
Улле хмыкает:
– И зачем мне это?
– Затем, что иначе я тебе не помогу, неужели непонятно?
– Ну и не надо, мне Сандра поможет.
– Я лучше, чем Сандра.
– Ну и что?
Хедвиг медлит. Небо за окном цвета свинца. Ветер треплет чёрные и серо-зелёные облака. Пригорок, где растёт большой клён, стал скользкий и грязный. Хедвиг вздыхает и пришпиливает Улле взглядом.
– Ну что, обещаешь?
Улле пожимает плечами:
– Ладно, никому не скажу.
Хедвиг бодро приносит свой стул и садится рядом. Она берёт один из кубиков и начинает распутывать старый двойной узел.
– И повязка достанется мне.
– Если научишь.
– Угу.
– Угу.
– Не передразнивай.
– Не передразнивай.
– Я серьёзно!
– Я серьёзно!
…
– Я идиот.
– Тоже мне, новость.
Бантики
В классе с жёлтыми стенами, высунув изо рта язык, сидит Улле Бэк. Его лицо как будто сделано из фарфора. Кудри похожи на спиральки. А бантики, которые он завязывает, похожи на чёрт-те что.
Неужели ей тоже когда-то было так трудно? Хедвиг совсем этого не помнит. И почему Улле никак не даются эти бантики?
– Просто повторяй за мной, – говорит она и берёт кубик. – Сперва завязываешь один раз.
Пока что всё идёт нормально. Улле делает не совсем, как Хедвиг, но первый узел получается похоже.
– Потом из этого конца складываешь петельку…
– Из этого?
– Нет, из этого.
– Но как понять, из какого, они же одинаковые?
– Возьми тот, который слева.
– Ладно.
– Слева, я сказала!
– Да, да.
Хедвиг стонет:
– Это безнадёжно, ты будешь ходить с развязанными шнурками, пока не состаришься.
– Нет, не буду. – Улле пинает Хедвиг по ноге. Бамс.
– Ай, – говорит Хедвиг и даёт сдачи.
Бамс.
– Ай.
Бамс.
– Тебе надо тренироваться.
Бамс.
– Нет.
Бамс.
– Тогда я ухожу.
Хедвиг прищуривается, давая понять, что не шутит, – так обычно умеют смотреть только мамы. Ну, что он на это скажет?
Улле обречённо запрокидывает голову, волосы взлетают вверх. И возвращается к шнуркам. Он старается изо всех сил, но десяти пальцев ему явно не хватает. Язык снова высовывается изо рта.
Жёлтые стены молчат. Повсюду висят рисунки, а в шкафчике со стеклянной дверцей стоит чучело хорька. Хорёк довольно ухмыляется. Наверно, смеётся над Улле. Сам-то он шнурки одной левой завязывает.
– А в твоей старой школе такие кубики были? – спрашивает Хедвиг.
– Не-а. Учительница сказала, что это не страшно, что я не умею. Что придёт время, и я просто пойму, как это делается. Она была намного добрее.
– Почему вы переехали?
– Мы купили новый дом. Мама хотела иметь конюшню.
– У вас есть лошади?
– Не-а, но заведём, когда будут деньги.
Улле подносит руку ко лбу и сдвигает повязку выше. Она синяя. Или скорее лиловая? Где-то посередине. Хедвиг вздыхает. Ох уж эти повязки, есть в них что-то такое… Перед ними просто невозможно устоять. Хочется крикнуть: дай сюда! И схватить, и проглотить целиком.
– Как же ты медленно завязываешь, – бормочет Хедвиг и ударяет ногой по его ноге.
Бамс.
– Ничего не медленно.
Бамс.
– Медленно.
Бамс.
– Нет.
Бамс.
– Да.
– Но ты же сама сказала, что мне надо тренироваться.
