Хайди, или Волшебная долина - [57]

— Хайди, твоя песня была чудесной, — проговорил он, и голос его звучал бодрее, чем раньше. — Мы еще придем сюда, и ты мне опять почитаешь.

Петер, наблюдая за происходящим, дал волю своей злости. Да что же это делается! Хайди вот уж сколько дней не ходила с ним на выгон, а теперь, когда она наконец пришла, рядом с ней все время торчит этот старый господин, и Петеру к ней даже не подступиться! Петер был страшно раздосадован. Он встал в некотором отдалении от них, но так, чтобы ничего не подозревающий доктор не мог его видеть. Сжав руку в кулак, он грозно поднял его. Затем поднял и второй кулак, и чем дольше Хайди сидела с доктором, тем грознее сжимал кулаки Петер и махал ими за его спиной.

Солнце между тем показывало, что пора обедать. Петер прекрасно знал, где оно стоит в этот час. И он что было силы завопил:

— Обедать пора!

Хайди вскочила и хотела уже принести торбу с припасами туда, где сидел доктор, — пусть поест, не сходя с места. Но доктор сказал, что не голоден и хочет выпить лишь стакан молока, а потом пойдет побродить и, может быть, поднимется еще немного выше. Хайди заявила, что она тоже не хочет есть и тоже только выпьет молока, а потом поведет господина доктора к большим, поросшим мхом камням, откуда однажды чуть не свалился Щеголек и где растут самые ароматные травы. Она побежала к Петеру, все ему объяснила и попросила надоить миску молока от Лебедки для доктора, а потом еще одну для нее. Петер удивленно воззрился на Хайди, потом спросил с надеждой:

— А то, что в мешке, кому?

— Можешь взять себе, только сперва надои нам молока, да поживее! — отвечала Хайди.

Еще никогда и ничего в жизни Петер не делал так быстро и споро, ведь он все время видел перед собою торбу, полную снеди! Подумать только, все достанется ему одному! Хотя он даже не знал, что в торбе. Наконец, когда Хайди и доктор напились молока, Петер развязал торбу и быстро заглянул внутрь. При виде большущего куска мяса Петер задрожал от радости, а потом снова заглянул в торбу проверить, уж не померещилось ли ему это мясо. Затем он сунул туда руку и тут же отдернул, словно не смея схватить желанный кусок. Он вспомнил, как, стоя за спиной у доктора, грозил ему кулаками, а тот подарил ему такое сокровище! Петер уже горько раскаивался в своем поступке, ибо что-то мешало ему вытащить мясо. Вдруг он вскочил и кинулся к тому месту, где недавно махал кулаками. Он поднял обе руки с растопыренными пальцами, как бы желая показать, что никаких кулаков нет и в помине, и стоял так довольно долго, покуда не почувствовал, что теперь уже все в порядке. Тогда он большими скачками вернулся к торбе и с чистой совестью принялся за свой лакомый обед.

Доктор и Хайди долго гуляли, дружески беседуя. Наконец доктор решил, что ему уже пора возвращаться. А Хайди пусть побудет с козами, он прекраснейшим образом дойдет и один. Но Хайди даже мысли не допускала о том, чтобы бросить доктора одного в горах. Она во что бы то ни стало проводит его до дома дедушки, а потом еще немножко. Идя об руку со своим старшим другом, она всю дорогу что-то ему рассказывала, показывала, где козам лучше всего пастись, где летом растет больше всего золотисто-желтого кипрея, красного золототысячника и других цветов. Она знала названия трав и цветов, ведь дедушка все лето напролет учил ее тому, что сам знал. Но вот доктор сказал, что ей пора возвращаться. Они простились, и он пошел вниз. Однако доктор иногда оборачивался и видел, что Хайди по-прежнему стоит на том же месте, смотрит ему вслед и машет на прощание рукою. Так всегда делала его родная дочка, когда он уходил из дому.

Стояли ясные солнечные осенние деньки. Каждое утро доктор поднимался к хижине Горного Дяди и уже оттуда отправлялся на чудесные прогулки. Частенько и сам Горный Дядя ходил с ним далеко в горы, где клонились долу старые, искривленные бурями ели и где, должно быть, обитал орел, потому что он нередко с громким клекотом проносился над головами обоих мужчин. Доктору беседы со стариком доставляли истинное наслаждение, и он только диву давался, как хорошо тот знает все травы и коренья в Альпах и отлично разбирается в их целебных свойствах. Как много ценного и полезного умел выискать в горах старик и в ветвях смолистых елей и темных пихт с душистой хвоей, в курчавых мхах между корнями старых деревьев и в каждой былинке, в каждом неприметном цветочке, какие еще можно найти в Альпах в это время года!

Точно так же знал он жизнь и повадки животных, больших и маленьких, знал и множество веселых историй о привычках обитателей скал, пещер и деревьев.

Время в таких беседах летело незаметно, и частенько, пожимая на прощание руку старика, доктор повторял:

— Друг мой, поразительно, сколько нового я узнаю от вас!

Однако больше всего доктору полюбились прогулки с Хайди. Им обоим страшно нравилось сидеть рядышком на выступе скалы, там же, где в первый день. Хайди читала доктору стихи и рассказывала обо всем, что знала. В такие дни Петер держался позади них, но никогда больше не поднимал кулаков.

Дивный сентябрь близился к концу. И вот однажды доктор пришел не такой веселый, как в последнее время. Он сказал, что ему пора уезжать, дела призывают его во Франкфурт. Ему нелегко будет расстаться с Альпами, ибо он полюбил их, как свою родину. Дед тоже огорчился, ему нравилось беседовать с доктором, а Хайди, привыкшая дни напролет проводить с милым ее сердцу старшим другом, и вовсе не могла взять в толк, как это вдруг, разом, все кончилось. Она вопросительно смотрела на доктора. Неужели это правда? Да, так и есть. Доктор простился с дедушкой, а потом спросил, согласна ли Хайди немножко проводить его. И взявшись за руки, они пошли вниз, но Хайди все не верилось, что он и в самом деле уезжает.