Хайди, или Волшебная долина - [56]

Добравшись до выгона, Хайди сразу же показала доброму доктору свое излюбленное место, где она всегда сидела, любуясь красотами природы. Она, как всегда, опустилась на землю, и доктор тоже сел с нею рядом. Они сидели на залитом солнцем альпийском лугу. Над горами и далекой зеленой долиной сиял золотом прозрачный осенний день. Отовсюду доносился звон козьих колокольцев, такой уютный, что казалось, он всем сулит мир и покой. Снег на вершинах гор сверкал и искрился в солнечных лучах, а серый Фалькнисс величественно вздымал в темно-синее небо острия своих скал. Легкий утренний ветерок едва заметно шевелил последние голубые колокольчики, что еще остались от летнего буйства и нежно клонили головки в лучах нежаркого солнца. В небе кружил орел, но сегодня он молчал, только парил на распростертых крыльях в небесной синеве, и видно было, что он доволен жизнью. Хайди все озиралась вокруг и не могла наглядеться. Весело кивающие цветы, синее небо, радостный солнечный свет, орел — какая красота, Боже, какая красота! Глаза Хайди лучились счастьем. Она перевела взгляд на доктора — видит ли он, как прекрасно кругом? Доктор молча и задумчиво смотрел по сторонам, а встретив светящийся взгляд девочки, сказал:

— Да, Хайди, здесь удивительно хорошо! Но представь себе, девочка, что сюда приходит человек с печалью в сердце. Как ему быть, скажи, что сделать, чтобы он мог снова радоваться всей этой дивной красоте?

— О! — радостно воскликнула Хайди. — Здесь не бывает печали в сердце, это бывает только во Франкфурте!

Доктор улыбнулся, но улыбка мгновенно исчезла, и он продолжал:

— А что если человек, приехавший из Франкфурта, всю свою печаль взял с собою? Ты знаешь какое-нибудь средство ему помочь?

— Да, знаю! — с уверенностью заявила Хайди. — Тогда нужно все рассказать Богу. Особенно если этот человек уже не знает, как быть дальше!

— Да, девочка, это хорошая мысль, — отозвался доктор. — Ну а если то, что печалит его и делает таким несчастным, коренится в нем самом, что же ему сказать Господу Богу?

Хайди задумалась, как быть в подобных случаях, но она твердо верила, что Бог может помочь в любом горе. И искала ответ в своих собственных переживаниях.

— Тогда нужно подождать, — сказала она немного погодя с полной уверенностью. — И обязательно все время думать: Боженька уже знает что-то очень хорошее, что будет потом, надо только сидеть тихо и никуда не рваться. И потом вдруг все происходит так, что сразу понимаешь: Господь все это время имел в виду только хорошее. А если этого не знать, когда кругом все плохо и очень грустно, то начинаешь думать, что так будет всегда.

— Твоя вера поистине прекрасна, Хайди, и ты ни в коем случае не должна от нее отступать, — сказал доктор.

Он довольно долго смотрел на мощные скалистые горы, на залитую солнцем зеленую долину, а потом вновь заговорил:

— Представь себе, Хайди, что вот здесь, на этом месте, сидел бы человек, глаза которого застилает темная пелена, и он просто не в состоянии увидеть окружающую его красоту. Здесь его сердце преисполнилось бы еще большей, куда большей печалью. Это была бы уже двойная печаль. Ты можешь такое понять?

Сердце девочки сжалось от боли. Темная пелена на глазах напомнила ей о бабушке, которая никогда уже не увидит света и всей этой красоты. Это горе постоянно жило в сердце Хайди, причиняя ей боль всякий раз, как она об этом вспоминала. Пытаясь справиться с подступившим волнением, она довольно долго молчала, а потом сказала очень серьезно:

— Да, я уже могу это понять. Но я знаю и еще кое-что: надо обязательно помнить и повторять бабушкины песни, от них делается светлее на душе, а иной раз даже так светло и хорошо, что чувствуешь настоящую радость. Так бабушка говорит.

— А что это за песни, Хайди? — спросил доктор.

— Из бабушкиной книжки, там есть песня про солнце и Райский сад и еще много других. Они такие длинные, я всегда читаю их бабушке по три раза, очень уж они ей нравятся.

— Так прочти мне эти песни, Хайди, мне тоже хочется их услышать, — попросил доктор и уселся поудобнее, готовясь слушать.

Хайди молитвенно сложила руки и впала в задумчивость, потом вдруг спросила:

— А можно, я начну с того места, про которое бабушка говорит — «когда я это слышу, ко мне возвращается надежда»?

Доктор кивнул.

И Хайди начала:

Пусть Он, как Властитель премудрый,

И правит всегда, и творит.

Одним удивительным утром

План Божий нам будет открыт.

Тогда, как Ему подобает,

Советом Своим преблагим

Он все, наконец, разрешает,

Печали развеяв, как дым.

Но нет же. Свое утешенье

Он мне ниспошлет не тотчас,

Как будто Он принял решенье

Немедля отречься от нас.

И я пребываю во страхе,

А вдруг Он меня позабыл?

Навечно остаться во прахе,

В нужде, в ожиданье, без сил?

Но если потом Он увидит —

Я верен, пока я живу,

Награда прекрасная снидет,

Придет не во сне — наяву.

Он сердце отпустит на волю,

Исцелит от груза обид,

Отнимет проклятую долю,

Которую каждый влачит.

Хайди вдруг умолкла, она не могла понять, слушает ли еще доктор. Он сидел совершенно неподвижно, прикрыв лицо руками. Уж не заснул ли он? Ну не беда, когда проснется, он скажет, охота ли ему еще слушать стихи. Кругом царила тишина. Доктор молчал, хотя и не думал спать. Он погрузился в воспоминания о давно минувшем времени. Вот он маленьким мальчиком стоит возле кресла любимой матушки и видит ее полные любви глаза, устремленные на него… А когда стихи смолкли, он услышал нежный, ласковый голос матушки, которая что-то говорила, обращаясь к нему. Какое блаженство слышать этот голос!.. Погруженный в далекие воспоминания, доктор сидел неподвижно, закрыв лицо руками. Когда же он наконец опустил руки, то заметил, что Хайди изумленно смотрит на него. Он взял ее за руку.