Hassliebe. Афериsт - [126]

— Все будет хорошо, Эмма, — твердо произнес он, облизав губы, — мы со всем разберемся и найдем эту тварь, которая мешает тебе жить. Ты не будешь бояться, я тебе обещаю. А семья… — он немного отодвинулся, большими пальцами стерев слезы на ее щеках, — я бы посоветовал тебе отправить их куда-нибудь на время, в какой-нибудь санаторий, чтобы ты не переживала, что их может кто-нибудь тронуть. Но это твой выбор, в любом случае.

— Я сделаю, — кивнула она торопливо, шмыгнув носом, — я найду, куда их отправить на пару недель. Это… это хорошая идея.

— И прекрати ныть, Свон, — улыбнулся Джонс, подмигнув ей, — прорвемся. Ты же сильная женщина, забыла? Возьми себя в руки. Все будет хорошо.

— Знаю, — блондинка снова кивнула, вытирая слезы ладонями, стараясь улыбаться, то и дело кусая губы, — конечно, все будет хорошо. Справлюсь.

— Справимся, — поправил он ее, поднявшись на ноги, — давай, приводи себя в порядок, довольно сидеть на месте и ждать, пока эти твари сделают следующий шаг. Нужно обогнать их, быть на шаг впереди. Так что давай, — он кивнул, поправив рукава рубашки, — на выход.

— Куда мы? — нахмурилась она, выгнув бровь.

— На тот пароход, естественно, — усмехнулся он как-то недовольно, поджав губы, — нужно откуда-то начать.

— Что-нибудь без меня интересное было? — прервал Джонс тишину, когда они вышли из машины. — Ну, мало ли какие дела интересные, а я мимо делов, даже обидно.

— Ничего интересного, — фыркнула Эмма, — все объяснимы, не то что наши неразгаданные убийства, — она многозначительно посмотрела на него, и он фыркнул, закатив глаза. — Зачем тебе это? Неужели ты не хотел бы заниматься чем-то… менее ужасным?

— Уже поздно, — он пожал плечами, — меня не изменить, я такой, каким стал. У каждого свое хобби, и мое, так сказать, не из приятных.

— Неужели ты получаешь кайф от того, что забираешь жизни?

— Я получаю кайф от того, что помогаю отцу, убирая его врагов, что отсеиваю плохих людей, которые в принципе не должны существовать.

— Но ты не можешь убить всех, это… почему ты не можешь отказаться? Ты уже долгое время этим занимаешься, откажись, начни другую жизнь. Вовсе не обязательно этому посвящать всю жизнь, ты уже достаточно… отблагодарил отца. Довольно.

— Этой мой выбор, Свон, — скрипнул он зубами, отвернувшись, — мы здесь не по этому делу, так что давай не будем отвлекаться.

Пару минут они шли молча, не глядя друг на друга. Девушка обиженно поджала губы, глядя в сторону, Джонс напряженно смотрел под ноги, кусая губы, пока, не выдержав, не спросил:

— От кого были те цветы?

— Мы здесь не по этому делу, — съязвила она, фыркнув, — так что давай не будем отвлекаться.

— Не язви, Свон. Я серьезно.

— Ревнуешь? — усмехнулась блондинка, вскинув бровь, и он равнодушно пожал плечами.

— Если даже так. Так кто это был?

— Альфред, — отозвалась она спустя мгновение, откинув с лица прядь волос. Киллиан напрягся, нахмурившись, и непонимающе посмотрел на нее. — Твой друг и… Руби…

— Аль? — он даже застыл, словно врезавшись в невидимую стену. — Ты с ним…?

— Нет, — Свон усмехнулась, покачав головой, — просто мы случайно встретились, разговорились, он довез меня до дома, а потом вот, цветы подарил. А что, проблемы?

— Просто… — Джонс поежился, поджав губы, — просто не могу переварить мысль, что ты с кем-то другим. Ладно Грэм, он никогда особой помехой не был, но кто-то другой…

— Ты так говоришь, словно у нас были отношения, — покачала головой девушка, — то, что между нами было, это что угодно, но точно не отношения.

— Прости, лапочка, у меня не особо есть опыт, — грубо гаркнул он и ускорил шаг, поднимаясь на заброшенный пароход, громко стуча ботинками.

Открыв ржавую дверь, Киллиан прислушался, держа руку на ремне, и замер, не шевелясь, как гончая. Эмма встала за его спиной, поджав губы, надеясь, что резко ускорившееся сердцебиение успокоится и даст ей спокойно дышать, но страх сковал еще сильнее, и она вздрогнула.

— Вроде, тихо, — произнес Джонс и шагнул вниз по лестнице, — пойдем.

— Киллиан… — прошептала она, закусив нижнюю губу, и он остановился, но не обернулся, — я, кажется, не могу… Не могу туда спуститься. Не могу вернуться туда… Просто…

— Я понял, — оборвал он ее, — жди наверху и на всякий случай смотри по сторонам, мало ли что, — не дождавшись ее ответа, он пошел ниже и скрылся из вида.

Пройдя по этажу, он, оглядевшись, открыл очередную дверь, стараясь воспроизвести в памяти тот день, когда он искал Эмму, почти ничего не видя от бешенства. Он не мог думать ни о чем, кроме того, как сильно боится опоздать и прийти слишком поздно, оказаться беспомощным перед лицом смерти, боялся увидеть мертвый блеск ее глаз, который видел каждый раз после очередного убийства. Только если обычно ему было плевать, то ее смерть он бы не пережил, просто сорвавшись.

И в тот день он был словно в тумане, снова и снова повторяя «главное не опоздать». Загнать себя в пену, сдохнуть, вырубиться от усталости, лишь бы успеть и спасти ее, вытащить. И когда он в итоге нашел этот пароход, о котором ему сообщили, туман пропал, и осталась только ярость, желание порвать каждого, кто ее тронул, на куски, стрелять в труп до бесформенной массы, просто не думая, выпуская пар. Но когда он, убрав охранников, ворвался в грязную комнату на нижней палубе и увидел ее, бледную, съежившуюся на полу, в порванной грязной одежде, все отступило на задний план. Злость, желание отомстить, ненависть к заказчику, ненависть к себе — все исчезло, потому что он знал, что сейчас нужно привести ее в порядок, спасти, вытащить из этого Ада, в который она попала из-за него.