У старушки румяные от мороза щеки. Наверное, если подлететь поближе, на них будут видны уродливые сине-красные сосуды. Уютная маленькая старушка. Маленькая, ха-ха! Губы трубочкой — гулигулигулигули… Неповоротливы все же эти голуби, вон, воробей выхватил у одного из-под носа горбушку почти с себя ростом и был таков. Руки у нее замерзли что ли, зачем кидать такие огромные куски? А лапы ведь и правда дубеют, и это еще не так холодно, просто чуть-чуть подморозило, черт! Что же я буду делать зимой? Неужели придется жить в какой-нибудь стае? Или стаи только у перелетных птиц? Черт знает, как они тут в городе живут. Как с ними общаться? Они же наверное как-то разговаривают… А если они меня не признают, может во мне какая-то странность, или запах не тот? Могут ведь и заклевать. Кто я вообще? Хоть бы в зеркало посмотреться. Похож на воробья, лапы точно, как у воробья, я гораздо меньше голубя, я прыгаю, боже, какая мерзость! Я человек, а должен вот это вот все… может прыгнуть на колени к старухе? Вон, два наглых воробья уже топчутся по скамейке. Подумает, что я хлеб у нее из рук вырвать хочу, господи, как же я могу дать знак, что я не такой, что я не птица? Ну, давай, соображай, а то заморозки уже по ночам, а в подъездах дети и коты… Так… так… О! А если попробовать написать на земле какое-то слово? Клювом? Или даже предложение, например: «Я не птица, я человек». Черт! Газон слишком далеко, а бабка явно подслеповатая, вот если б достать кусок мела, где достать мел? В школе? Нет, ерунда, надо чем-то ее удивить, так, так… Запрыгну на колени и буду смотреть ей в лицо. А если я ее случайно обгажу, я теперь этот процесс совершенно не могу контролировать… станцевать перед ней, что ли, был бы хоть соловьем, а так не голос, а черти что, свист какой-то сиплый, даже не чириканье… А может я простудился, горло не болит вроде… Да нет, петь я никогда не мог, у меня и слуха нет… Попробовать прикинуться больным, вдруг пожалеет? Или просто лететь за ней до самой квартиры, а если все-таки не пустит? Из подъезда опять два дня выбираться? Да нет, должна пустить, скучно ведь ей, явно одинокая бабулька…
— Алексей Григорьевич! Пекин! Алексей Григорьевич, надо уже встать и надо собираться!
Улыбчивое юное личико Вей-дин, открытая дверь купе, где же старуха? Ну да, ну конечно… Вей-дин. Опять этот сон дурацкий.
— С добрым утром! Вы так сильно спать, товарищ Васильков, я вам стучала, а вы даже ухо не повели.
— Ухом не повел, эм на конце, у-хом.
Глядя на нее, невозможно не улыбаться. Поезд идет километров восемьдесят, не меньше. За окном только что рассвело и сколько хватает глаз — посевы риса и гаоляна.
— Ну и где твой Пекин?
— Через час мы прибудем, а товарищ Таранов сейчас будет делать совещание, потому что сегодня в шесть вечера прием у министра товарища Тен Ден-юаня, а до этого мы можем отдыхать в гостинице, а можем ехать на экскурсию в императорский дворец, или по городу, или в зоопарк, а ваши товарищи все уже там были, и они не хотят, все хотят на фабрику шелка, ну, кроме товарища в очках, этого, нового, как его…
Вей-дин, вечно сияющая болтушка. Если попросить выйти из купе, не обидится, в противном случае она без устали будет совершенствовать свой русский. Лежать и слушать ее милое щебетанье, прикрывая смятой простыней голые ноги, а главное, еле уловимый запах вчерашних носков.
— Я понял, Вей-дин, скажи товарищу Таранову, что я уже иду на совещание, я только брюки надену, ладно? По-китайски одеваться я пока не готов. Кстати, а в Пекине люди тоже разгуливают по улицам в трусах и в майках? Это же столица, как-никак…
— Как-ни-как? Что значит какникак? Остальное я все поняла, и я иду в коридор! Чиннень, ну… молодежь, конечно, так ходит, в Пекине тоже очень жарко! Одевайтесь, товарищ Васильков, я не зайду, только скажите мне про какникак, а то я потом забуду!
— Ну, как-никак… это… ну, я даже не знаю… это зависит от контекста. Слушай, это же просто междометие такое, ну… может быть, «как-никак» это значит «в конце концов»…
— О! Я знаю в конце концов! — радуется голос девушки. — Мы даже стих на курсах учили, называется «Свет коммунизма»:
Мы все умрем в конце концов,
Людей бессмертных нет,
Но славные дела отцов
Подарят детям свет!
* * *
Лян-фу потирал виски, потирал лоб, снова виски… затем стал сосредоточенно массировать переносицу и надбровные дуги. Боль в виске и не думала проходить, зато потихоньку принялась побаливать печень. Нет, так не годится, рабочий день только начался, с минуты на минуту должна явиться Сян-цзэ. Он откинулся на стуле, сложил ладони и десять раз сильно надавил на область печени, затем встал из-за стола, подошел к двери, повернул ключ. На случай, если кто-то вздумает без стука войти в кабинет. Из открытого настежь окна не поступало никакой свежести, до октября теперь продлится это мучение. Раскаты надрывного смеха огласили кабинет Лян-фу, его бескровное лицо исказила натужная гримаса радости. Не переставая смеяться, он подошел к окну, хотя и не очень близко: мало ли что. Снова набрав в легкие воздух, заместитель начальника Управления международных сообщений продолжил свое упражнение. Конечно, лучше бы искренне посмеяться над чем-то, и он всегда старается найти повод, вспомнить какую-нибудь забавную историю, пьесу или фильм, особенно с Чарли Чаплином. Но сейчас совсем невеселые мысли вертелись в голове у Лян-фу, он был зол и растерян, он был обижен, и это сказывалось на его самочувствии, он прекрасно это понимал. Смех должен поднять настроение, придать бодрость телу и духу, к тому же смех улучшает функции организма, прежде всего — дыхания, пищеварения и злополучной печени. Закончив, Лян-фу еще немного постоял у окна, привычно глядя на толчею пекинского перекрестка, затем он вернулся к столу. Личное дело новой переводчицы раздражало его. И главное, что товарищ Хан Ли-пин, его непосредственный начальник, решил поступить так опрометчиво. Вот зачем направлять ее на такой стратегический объект? Водила бы себе экскурсии по Пекину, так спокойнее. Да, остро у нас стоит проблема кадров, ничего не скажешь… Тут понятно — Шанхайский университет, пять языков, то да се, экономист. Явно ведь собиралась занять папашино место. Неужели у нас нет переводчика из нормальной семьи? Отец повесился. Да, она за него не отвечает, конечно… А кто будет за нее отвечать? Хан Ли-пин? Его в министерство переводят, а на его должность, как вчера выяснилось, я могу не рассчитывать. И что же все это значит? Что виноват буду я…
