Хасиенда: Как не стоит управлять клубом - [48]
И, Богом клянусь, никто из них ни слова не сказал.
На секунду повисло страшное молчание. Мы уставились на них, они — на нас, разинув рты, как будто мы принадлежим к разным биологическим видам и впервые встретились.
И тогда мы начинаем сходить с ума ещё больше.
Нам нужен другой транспорт. Стоянка такси! Авиадиспетчеры спокойно едут на свой пароход, а трансвестит с лесбиянкой исчезают. Мы с Энди садимся в последнее такси. Водитель смотрит на меня в зеркало заднего вида и хмурится.
«A dónde vas, Gringo?»
«Studio Meditterraneo, дружище, рог favor».
Поехали.
«Сеньор, ми случайно нье знакоми?»
«Нет, не думаю».
«Si, si. Гдье я мог вас видеть?»
И тут до меня доходит. Вот дерьмо! В моём ушибленном и замутнённом мозгу всплывают события примерно месячной давности. Лобовое столкновение, бешеный таксист, выкрикивавший: «Аглицкие свиньи!»
Это был он. Ну, по крайней мере, он ошибся: мы не испортили ему жизнь. Я вжимаюсь в кресло и притихаю.
После этого возвращаюсь на виллу. Там тоже хаос. Один из владельцев студии, помесь Status Quo и Judas Priest, ходил по острову и всем говорил, что он — менеджер New Order. Он вьщелывался, как Роб Греттон, и впутывался во всевозможные неприятности. Он подцепил девчонку, привёз её на виллу, а потом вышвырнул вон из своей комнаты. И вот она бегает вокруг, стучится во все двери и кричит: «Впусти меня, грязный ублюдок!»
«Что случилось, радость моя?» — спрашиваю я.
«Менеджер New Order заперся и не пускает меня. Ты его знаешь?»
Буду ли я запариваться по этому поводу? Нет. Ухмыляясь, я иду спать. Чёрт возьми, вот это жизнь. Не могу дождаться завтрашнего вечера.
1988. «Чудо, что кто-то ещё жив остался»
Проблема была в том, что мы не могли вечно оставаться на Ибице, даже если очень хотели. Мы арендовали студию на конкретное время, и оно подходило к концу.
Перед нашим отъездом прилетел Тони со своим сыном Оливером. Я присматривал за ним, когда Тони уходил по делам. Спустя несколько дней я отвёз их в аэропорт, где по долгу службы ждал, пока они пройдут регистрацию. Они ушли, я помахал им вслед, развернулся и услышал крик: «Хуки!»
Это был Тони. Он вернулся и подозвал меня.
«Да, Тон».
«Это был твой самый дорогостоящий отпуск!» Он сплюнул и ушёл.
Всю следующую ночь мы с Энди провели в Amnesia, совершенно подавленные. Проходя через Ибица-Таун, мы увидели Нико со своим сыном Эри. Они сидели за столиком и пили кофе.
Я сказал Энди: «О нет, это Нико. Сейчас она нам мозг вынесет. Сваливаем». И мы позорно сбежали.
Позже она упала с велосипеда, ударилась головой и на следующий день умерла. Похоже, мы были последними, кто видел её живой. Из тех, кто её знал. Сейчас я сильно жалею о том, что мы сделали.
Тони был чертовски прав тогда в аэропорту. Мы потратили всё время на вечеринки и на восстановление после них, просадили огромное состояние и вернулись в Англию всего с двумя песнями («Fine Time», на которую нас вдохновила ночь в Amnesia, и «Run», написанной под впечатлением от ночи в Сан-Антонио) и шестнадцатью дорожками барабанов (что я могу сказать... Стив всегда был более организованным, чем остальные). И тут же обнаружили что? Что в Манчестере стремительно набирает обороты эйсид-хаус. Декаданс. Абсолютное безумие. Чудо, что кто-то ещё жив остался.
Существуют разные версии насчёт того, как зародилось это направление. Некоторые утверждают, что чикагский продюсер Маршалл Джефферсон и диджей Pierre баловались с басовым синтезатором Roland ТВ-Bass Line, и машина начала издавать странные булькающие звуки. Звуки, которые впоследствии станут определяющими в эйсид-хаусе.
Согласно другой версии, тот же диджей Pierre открыл этот звук, когда в его ТВ-303 сели батарейки. Или, может быть, ди-джей Pierre и его приятель Спэнки игрались с запрограммированными семплами Roland ТВ-303.
Ясно одно: некие люди использовали модель 303, объединили её звук с прямым ритмом в размере 4/4 и создали таким образом направление эйсид-хаус.
Также нет однозначного мнения, какой трек может считаться первым в жанре. Либо это «I’ve Lost Control» от Sleezy D, либо «Acid Trax' от Phuture. Оба проекта продюсировал Маршалл Джефферсон. Из этих двух, вне всякого сомнения, почти двенадцатиминутный трек «Acid Trax» от Phuture получил более широкое признание. Композиция была популярна в клубах Чикаго и Нью-Йорка, но наибольшее влияние она оказала на сцену Великобритании, появившись там одновременно с балеарским направлением с Ибицы и экстази. Чикагский эйсид-хаус способствовал взрыву популярности жанра в 1988 году. Направление уходило корнями как в балеарский бит, так и в Город ветров, у него не было единого источника, оно походило как на культуру хиппи шестидесятых годов, так и на хаус и техно и даже первые инди-проекты вроде Woodentops, Thrashing Doves и Finitribe.
Эйсид-хаус распространялся как лавина. Shoom был открыт Дэнни и Дженни Рэмплинг в ноябре прошлого года. За ним последовали вечеринки Future Пола Окенфолда, которые проводились в Heaven на Чаринг-Кросс-роуд. В январе 1988 года в Shoom придумали поставить на флаеры в качестве логотипа улыбающееся лицо, и с тех пор рожица стала символом для направления эйсид-хауса в целом.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.