Хари и Кари - [12]

Однажды, когда дожди миновали, отец вернулся из Тамра-Пурни с двумя мешками фасоли и мешком орехов. Он сварил огромный котел фасоли, потом поджарил ее в масле, добавив соли и перца. Я помогал ему стряпать, сгорая от любопытства.

— Куда нам столько фасоли? — спрашивал я.

Наконец, отец объяснил мне, что он задумал.

— Нам нужно приготовить побольше пищи в дорогу. Завтра мы отправимся далеко в джунгли и устроим себе помост на деревьях; там мы проведем целую неделю кряду и посмотрим, какую добычу пошлет нам судьба.

Нетерпенье не давало мне спать всю ночь. Я едва дождался рассвета. В пять часов мы были готовы. Отец набил две сумки вареной фасолью, и, прихватив с собой мешок с орехами, мы двинулись в путь.

Сначала мы шли вдоль опушки, потому что в такой ранний час углубляться в джунгли опасно. Вдруг отец молча указал мне на землю. Я увидел на ней отпечаток копыт антилопы. Мы пошли по следам и скоро различили также след тигра.

— Наверно, тигр на заре пришел сюда к водопою и засел поджидать антилопу; антилопа учуяла тигра и пустилась бежать от него, — сказал отец. — Вот посмотри: отпечатки копыт все глубже и глубже. Значит, ее дело плохо: ее мускулы парализованы ужасом, она не может быстро бежать. Ее ноги прилипают к земле.

В какой-нибудь сотне шагов мы услышали рычание. Миг, и мы были на дереве так высоко, что тигр не мог бы допрыгнуть до нас. Отсюда, перебираясь по-обезьяньи с ветки на ветку, с дерева на дерево, мы достигли места, где нам видна была трапеза тигра. Это и страшная и красивая картина. Тигр, золотой и черный, в луже крови. Он подмял под себя антилопу и вгрызается в шею убитого животного. Тигр сожрет сперва мягкие части антилопы: сначала шею, потом мышцы груди, живот, дойдет до ребер и бросит добычу до следующего раза. Но следующего раза обычно не бывает: остатки доедает другое зверье. Мы загляделись на трапезу хищника. Алый, золотой и зеленый цвета рябили в глазах.

— Он повернет к своему логову и пройдет мимо нас, — сказал отец. — Раньше не будем стрелять.

Мы ждали долго. Часов в девять тигр оставил свою добычу, залез в кустарник и улегся спать. Но прежде чем лечь, он остановился и начал зализывать на груди рану, из которой сочилась кровь. Должно быть, антилопа перед смертью успела ударить его копытом и глубоко рассекла ему грудь.

Скоро кусты под нами стали оживать; черные мордочки просунулись сквозь листву; их ноздри заходили, принюхиваясь к антилопе. Это были лисы и шакалы — они пришли за своей долей костей. Когда они подвинулись ближе к добыче, тигр заворчал, как собака, и низкая поросль джунглей всколыхнулась, как факел под ветром. До полудня тишайший шорох то и дело вплетался в полную тишину. Иногда голодные челюсти открывались уже, чтобы впиться в мясо, но всякий раз раздавался сердитый храп тигра, и звери шарахались в чащу. Их бегства не было слышно, но оно было видно. Если убегал шакал, по кустам пробегали волны; если лиса убегала, кусты трепетали, как шкура собаки, которой снятся тяжелые сны.

Вдруг по кустам прошел новый шелест: высокие стебли и листья захлопали, точно дети в ладоши. Этот шелест шел с двух сторон. Что-то грозное было в нем, и я задрожал. Отец взял меня за руку.

— Не бойся, сын, — сказал он.

Тихий шепот пробежал по траве, и две пантеры выросли перед добычей. С антилопы сорвался черный рой мух. Пантеры не учуяли тигра — они вышли с наветренной стороны. Тигр же был слишком ленив, чтобы двигаться.

— Не бойся и не шевелись, — прошептал мне отец. — Не двигайся! Пантеры хорошо лазят по деревьям. Если они нас заметят, мы пропали.

Шкуры пантер покрыты были красивым рисунком, словно кто-то обмакнул листок в чернила и потом прикладывал его снова и снова к золотому меху. Едва пантеры увидели друг друга, они ощерились, впившись друг в друга глазами; хвосты их извивались жгутами. Одна из них задела хвостом стебелек, и стебель сломался с хрустом: хруп, хруп! И вдруг между злобными мордами пантер выросла морда тигра: его разбудил треск сломанного стебля.

Пантеры подались назад, бесшумно, как нитка в игольном ушке. Тигр зарычал. Нам показалось, будто рухнули горы и яростные потоки с грохотом ринулись на нас: таков был его рев. Но пантеры не струсили. Только смолкло рычание тигра, они взвыли, точно каленые копья пронзили их внутренности. Это был вызов. Тигр отступил и припал к земле, глядя на пантер.

Джунгли от верхушек деревьев до самых глубин земли охвачены были грозным молчанием. Враги вое больше и больше распластывались по земле. Все звери кошачьей породы, когда на них нападают, прижимаются к земле, словно набираясь силы. Когда зверь лежит, прильнув к земле, его враг при прыжке открывает свою шею и брюхо — их можно поразить только снизу, и чем туже сжата пружина, тем сильнее она прянет, если ее отпустить. И пантеры и тигр почти исчезли в траве, только и видны были головы их и пылающие, как красные камни, глаза.

Вдруг одна пантера зарычала и вытянула лапу вперед. Это было сигналом. Вторая приготовилась прыгнуть на тигра, но осталась на месте. Робость промелькнула в ее глазах. Она не прочь была уклониться от битвы.