Хаос - [94]
Хайнц решительным шагом пересек нейтральную полосу и приблизился к солдатам. Мимо него пробежала гурьба из пяти-шести мужиков, одетых по-крестьянски, в руках у них были топоры. Цепь разомкнулась, пропустила их и снова сомкнулась перед Хайнцем. Ближайший солдат грубо прокричал ему несколько русских слов и выставил вперед ружье.
Хайнц опасливо отступил, зато теперь он мог бросить взгляд поверх голов. За первой линией оцепления располагалась вторая, к ней спиной, лицом к еврейскому местечку, наглухо блокируя его. По ту сторону на порядочном расстоянии беспомощно металось множество евреев, тащивших на себе узлы и сундуки — затравленные, охваченные страхом, несчастные люди, среди которых было немало женщин и детей, наполнявшие воздух плачем. Мужчина с большим деревянным сундуком, тяжело дыша, пытался обежать оцепление справа, за ним поспешала молодая женщина. Одного ребенка она держала на руках, а второго, упиравшегося, тянула за собой. Гурьба молодчиков как раз просочилась через шеренги солдат, когда семья пробиралась мимо. Испуганный еврей бросил свою ношу и помчался прочь, сундук раскололся, и немудреный скарб вывалился на землю. Хайнц еще успел заметить, как один из молодчиков навис над женщиной, которая не могла убежать из-за детей, мелькнуло ее искаженное ужасом лицо — а потом солдаты начали оттеснять его прикладами. Он отскочил назад, и угол дома заслонил ему вид на происходящее.
Хайнц растерянно озирался. Толпа позади наблюдала за ним напряженно, но молча, никто не порывался проявить враждебность. Также без особых помех он протиснулся через нее обратно и устремился на боковую улочку, чтобы кружным путем через широкую площадь добраться до дома Мойши Шленкера.
По тихим обезлюдевшим переулкам ему удалось выйти к площади, а поскольку эта сторона полого возвышалась, у него появился неплохой обзор. Сюда тоже были стянуты войска, стоявшие двойным кольцом вдоль скверика из мелкого кустарника с небольшим павильоном над источником посередине. За ними направо начиналась Виленская улица, на этом конце которой стоял дом, где вчера он провел столько мирных часов. Туда, похоже, сумятица еще не добралась, улица словно вымерла, все окна и двери плотно закрыты. Налево от площади отходил Рыбный переулок, узкий, темный, убогий. Там головорезы творили свои бесчинства. Оттуда слышался звон разбитых стекол и вслед за тем улюлюканье и стенания. В этом каньоне перекатывались какие-то мутные волны, а подробностей было не рассмотреть. Время от времени из переулка выскакивали верзилы в холстинных блузах и бабы с разгоряченными физиономиями, они бежали к куче булыжников, громоздившейся по центру площади. Офицер, который стоял, прислонившись к павильончику и поигрывая хлыстом, что-то кричал подчиненным, тогда несколько солдат отставляли ружья и бросали погромщикам камни из кучи, находившейся позади них. Вооруженные булыжниками, те снова возвращались в переулок — и снова бой оконных стекол, глумление, взрывы хохота. Внезапно раздались выстрелы — и над всем шумом и грохотом взвился пронзительный женский крик, полный отчаяния, чтобы тоже внезапно оборваться.
Хайнц в два прыжка подскочил к офицеру, тот отшатнулся и схватился за саблю. Хайнц изо всех сил размахивал временным удостоверением, которое ему выдали в обмен на паспорт и прочие документы, сданные на хранение.
Теперь он понял, чего хотел — хотел быть там, со своими, с евреями, с преследуемыми, с самообороной!
Кстати, самооборона! Где же она?
План самообороны, пересказанный Хайнцу Ривкой, сам по себе был неплох. В ожидании обысков, чтобы полицейские не нашли и не изъяли то немногое оружие, которым располагали ячейки, было решено его перепрятать из еврейских домов в надежном месте за пределами местечка. По тревоге члены самообороны должны вооружиться там и тайком пробраться в гущу событий. Сигнал тревоги прозвучал, самооборона в полном составе явилась более или менее вооруженной и… наткнулась на оцепление.
Куяров умел просчитать чужие планы и ловко перечеркнуть их. Все местечко было окружено воинскими подразделениями, которые имели строгий приказ не пропускать ни одного еврея ни в ту, ни в другую сторону. Таким образом все молодые силы, способные к сопротивлению, оказались отрезанными, и несчастные жертвы погрома остались без помощи, без оружия, без защиты.
Встревоженный и возбужденный небольшой отряд самообороны хоронился в одном из переулков и держал военный совет. Попытка прорыва оцепления, конечно, была полным безумием — с игрушками против регулярных частей с совершенным стрелковым оружием! Тем не менее все сошлись на том, чтобы сделать попытку.
— Мы умрем! — жарко шептал Мендл Фридман. — Но умрем не напрасно! Наша смерть станет живым знаменем нашего народа против врагов! Вперед!
Но ничего из этого не вышло. Со всех сторон в переулок хлынули солдаты, и не успели мятежники понять, что происходит, как их прикладами повалили на землю, окольцевали стальными браслетами и уволокли — некоторых в бессознательном состоянии. А Меир Каплан с раскроенным черепом остался бездыханным лежать на брусчатке.
Представленные в сборнике повесть и рассказы Нгуен Туана (родился в 1910 г.) по праву причисляются к лучшим образцам современной вьетнамской прозы. Повесть и рассказы остры и драматичны, персонажи — будь то мздоимцы чиновники или незадачливые мастера газетных сенсаций, модные литераторы и ревнители конфуцианской премудрости, светские дамы или обитатели городского «дна» — выписаны с удивительной психологической достоверностью. Потому-то проза старейшего писателя Вьетнама и сегодня, в стране, обновленной революцией, пользуется неизменной популярностью.
«когда прочитаешь удали это сообщение». С маленькой буквы, без знаков препинания. Мама?! Но как это возможно? Мама три года назад исчезла без следа, и ни папа, ни полиция не нашли зацепок… И если это в самом деле она, то почему дает о себе знать только теперь, когда Нина уже приучилась жить с этой пустотой внутри? В каждом петербургском прохожем четырнадцатилетняя Нина видит его персонального монстра, доисторическое чудовище: басилозавра, прогнатодона, архелона. Видит – и рисует человека именно так. Загадочное сообщение побуждает ее начать собственное расследование, чтобы наконец выяснить, что скрывают от нее отец, следователь и бывшие коллеги мамы, и разгадать тайну маминого исчезновения. Евгения Овчинникова начинает трилогию «Иди и возвращайся» с захватывающего детектива.
Жизнь юной девушки вдруг переворачивается с ног на голову — ей предстоит участие в некоем генетическом эксперименте, исход которого весьма неопределённый… Стать совершенным человеком либо же погибнуть — дилемма не из простых. Впрочем, выбор не был бы таким уж сложным, не продиктуй его любовь. История, написанная полушутя, полусерьёзно. Роман для молодёжи, а также для всех, кто готов скрасить свой досуг лёгким фантастическим сюжетом.
Это книга об удивительном путешествии нашего современника, оказавшегося в 2057 году. Россия будущего является зерновой сверхдержавой, противостоящей всему миру. В этом будущем герою повести предстоит железнодорожное путешествие по России в Москву. К несчастью, по меркам 2057 года гость из прошлого выглядит крайне подозрительно, и могущественные спецслужбы, оберегающие Россию от внутренних врагов, уже следуют по его пятам.
Продолжение "Новых миров". Контакт с новым народом налажен и пора домой.
Главная героиня книги – Катя – живет в Москве и в отличие от ее двоюродной сестры Марины не находится в постоянном поиске любви. Она ищет свое потерянное детство, ту зону эмоционального комфорта, где ей было лучше всего. Но любовь врывается в ее жизнь сама, не давая права на раздумья.Эта книга настолько многогранна, что почти любая женщина найдет в ней близкую только ей сюжетную линию. Тут есть истории настоящей любви и настоящего предательства. Есть недопонимание между главными героями, та самая недосказанность, свойственная многим людям, когда умом понимаешь, что нужно всего лишь спросить, настоять на объяснениях, но что-то нам не дает это сделать.Автор умело скрывает развязку, и концовка ошеломляет, полностью переворачивает представление от ранее прочитанного.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.