Хаос - [62]

Вот таким манером Йозеф получил долгожданное благословение старейшины благородного семейства.

V

Йосл Шленкер застыл на том самом месте в салоне Ленсенов, куда его доставил Хайнц, даже после того, как многочисленная публика, центром внимания которой он невольно стал, внезапно рассосалась через разные двери. Он чувствовал себя совершенно сбитым с толку от всех странностей, которые ему довелось пережить за последнее время, а особенно от того способа, которым его ввели в берлинское общество. Неужели эта полная благородная дама его кузина? А эти изысканные элегантные люди его родственники? Вообще-то он знал, что старший брат отца много-много лет назад перебрался в Германию, о нем почти не упоминали, считали отщепенцем, определенно сгинувшим где-нибудь под забором. И вдруг Йосл воссоединяется с семьей отца в такой неожиданной обстановке. Просто голова кругом!

Когда он пришел в себя, заметил, что остался в комнате один, не считая юной дамы, стоявшей у окна и с интересом разглядывающей его. С той поры как он завязал далеко заведшие дебаты с Шаной по поводу правил субботы, ловкости и умения в обращении с женщинами у него не прибавилось, к тому же и атмосфера не слишком способствовала преодолению стесненности. Он мечтал только об одном: поскорее убраться из этого кошмарного дома, в привычное окружение, к жене, и в тишине и покое разобраться в своих сумбурных чувствах. Он сделал неуклюжую попытку изобразить поклон и на цыпочках, чтобы не испортить дорогой ковер на полу, покрался к двери.

Он почти добрался до выхода и уже протянул руку к дверной ручке, как дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник тот видный господин с коротко подстриженными седоватыми усами, который недавно с такой сердечностью пожимал руку другому важному господину. Но теперь от сердечности не осталось и следа, побагровевший от ярости, он бросил на Йосла такой свирепый взгляд, что тот испуганно отпрянул. В следующий момент дверь оглушительно хлопнула, и видение исчезло.

Йослу стало совсем уж не по себе, мелькнула мысль, что он угодил в сумасшедший дом, и он боялся даже шевельнуться.

Он вздрогнул всем телом, когда его плеча мягко коснулась чья-то рука и безмятежный женский голос произнес:

— Вы тоже хотите уйти, господин Шленкер? Идемте со мной!

Он посмотрел на девушку и обрадовался здравомыслящему человеку, с которым можно иметь дело. Ее спокойное лицо с правильными чертами, внимательные серые глаза, гладко уложенные светлые волосы и, конечно, доброжелательно-уверенный тон — все это внушало чувство защищенности. Он оживился и с благодарностью последовал за ней вон отсюда.

— Где вы здесь поселились? — тем же ровным тоном спросила девушка, не сбавляя шагу, будто то, что Йосл провожает ее, было само собой разумеющимся.

Йосл дал отчет. Юная дама привела его на трамвайную остановку и проследила, чтобы он сел в нужный вагон.

Как только трамвай отъехал, на улицу выскочил, дико озираясь, Хайнц Ленсен. Завидев Марту, он со всех ног бросился к ней.

— Марта, ты не видела здесь этого парня?

Марта указала на хвост трамвая, который как раз поворачивал на Потсдамскую площадь.

— Я посадила его на трамвай.

— Ты позаботилась о нем? Ну конечно! Ты единственная сообразила сделать то, что следовало!

— А как иначе? — улыбнулась Марта. — Мне показалось, ему не хватало капельки участия, после того как твой жгучий интерес к нему как-то вдруг испарился. Он стоял в вашем салоне такой беспомощный, такой одинокий! Вот я и подменила тебя.

— Ну да, христианский долг и так далее! Но ты же не можешь ожидать, что я так уж далеко продвинулся на этом поприще.

— Мне так сегодня на минутку показалось, что у тебя случился приступ прахристианства.

— Ну да, может, я снова налажу связь Берлин — Толстой.

— Во всяком случае, кажется, ты сегодня впервые открыл в себе нечто вроде родственных чувств. Пусть и в несколько экзотической форме, что, конечно, не украсило Эльзин праздник.

— Марта, сделай одолжение, можешь выругать меня как хочешь, но только не насмехайся!

— Ну, если ты считаешь, что заслужил нагоняя, то мои проповеди тебе не нужны. Но тебе и правда есть в чем себя упрекнуть! Что это на тебя вдруг нашло?

— Это на самом деле было какое-то наваждение, сущее ребячество. Я был выбит из колеи, а тот парень… Я столько сегодня пережил, что… Хотелось выкинуть что-нибудь такое, чтобы эти снобы превратились в соляной столб. Но, в сущности говоря, мне дела нет до всей этой полуазиатской родни.

— А чего же ты гнался за бедным юношей?

— Меня вдруг осенило, что я втянул его в преотвратнейшую историю и ему было хуже всех — кроме Эльзы, конечно. Перед чужим человеком я еще могу извиниться — с Эльзой все сложнее. Ты ведь знаешь, с сестренкой я не могу разговаривать серьезно, впрочем, как и со всей моей семьей, и с ближним кругом знакомых. Не считая тебя, само собой!

Они шли вдоль канала к Люцовплац, Хайнц без церемоний подхватил Марту под руку.

— Мне страшно жаль, — нарушила Марта молчание, — что вы с Эльзой никогда не говорите по душам. Каждый из вас стесняется своих чувств, вот вы и высмеиваете все подряд колкостями да шуточками. Такое впечатление, что вы оба боитесь взглянуть в глаза реальности, как, впрочем, и заглянуть в глаза друг другу. Вы не можете или не хотите говорить простым языком и называть вещи своими именами.