Хаос - [51]

Шрифт
Интервал

— Тогда уж, зачем нам самооборона! — закричал Меир. — Лучше сразу дадим себя забить, как скот!

— Мы работаем на все человечество, а не на кучку людей! — силился перекричать Давид. — И Сион мы хотим воздвигнуть для всех. Придет время, когда сотрутся все национальные различия, как и различия в вере, рождении и имущественном состоянии.

— До той прекрасной поры просто уже не останется евреев, которые могли бы ему порадоваться, если дело так дальше пойдет! — орал не своим голосом Биньямин.

— Во всяком случае, мы должны жить, чтобы добиться своей цели, — постучал по столу Мендл, призывая к спокойствию. — Мы едины в том, что все хотим защитить наших людей, если нападут банды Куярова. Наши идеалы важны, сколь бы они ни отличались, и мы будем отстаивать их своими жизнями. Давайте продолжим эту дискуссию после Песаха, а сейчас вернемся к работе. У нас много дел. Вот список членов нашего отряда самообороны, теперь следует определить места, где собираться ячейкам, и как нам оповещать друг друга, если до этого дойдет…

— Минуточку! — не успокаивался Давид. — Может быть, в зале по соседству есть и другие, кто хочет к нам присоединиться?

Он похромал к двери в смежное помещение, приоткрыл щелочку, просунул голову — смутный гул голосов, все время доносившийся оттуда, стал отчетливее.

— Ах! — Давид снова прикрыл дверь. — Там спорят о допросе свидетелей перед синедрионом в Иерусалиме. Тоже мне, насущный вопрос! Ох уж эти старики!

V

Вопрос, который прорабатывали в учебном зале, действительно был не из простых. По наморщенным лбам и сосредоточенным лицам читалась тяжелая умственная работа. Вокруг длинного стола со стороны окон сидели и стояли человек двадцать, все сплошь почтенного возраста. Взгляды одних застыли на страницах книг, другие устремлялись вдаль, третьи, направленные внутрь, прятались под прикрытыми веками — но все тела раскачивались вперед-назад, одни степенно и размеренно, другие резко и взволнованно.

— Итак, дело обстоит следующим образом, — говорил, рьяно копошась в бороде и ритмично колыхаясь, Мойша Шленкер, который вел сегодня занятие. Каждый раз, когда его затылок касался стены, голова застывала в таком положении на несколько секунд, но монотонный напев, положенный при штудировании Талмуда, не прекращался. — Необходимы два свидетеля, чтобы на их показаниях можно было осудить подозреваемого. И вот два свидетеля говорят: «Мы видели, как Рувен убил Шимона в такой-то день в таком-то месте». И приходят два других свидетеля и говорят: «Те двое дали ложные показания, в тот день их не было в том месте, они были с нами совсем в другом». Тогда закон говорит: первые двое — лжесвидетели, и оба приговариваются к смерти, и их казнят — их казнят — их обоих казнят вместе, потому что нельзя казнить только одного. Если же один из двух умирает до казни, то оставляют жизнь и другому, потому что в одиночку никто не может дать ложные показания, одно свидетельство от одного человека ничего не значит, необходимы свидетельства двоих. Итак, если оба согрешили вместе, то и карать их можно только вместе.

— А как можно по показаниям двух новых свидетелей казнить двух первых? — вмешался один из талмудистов. — Тут два свидетеля, там два свидетеля: двое против двух. Кто может подтвердить, что оба новых говорят правду? Может быть, они лгуны, а первые двое дали верные сведения?

— Правильно! Истинно так! — раздался хор голосов.

— Хороший вопрос, — одобрил Мойша Шленкер и сдвинул картуз на затылок. — Но не новый. Это толковали многие мудрецы: Раши и другие тоже. Дело вот в чем: каждый из первых двух свидетелей был опрошен по отдельности, так что второй не слышал, что говорит первый; теперь два других свидетеля, новые против каждого из первых, так что получается всегда двое против одного — вот так надо разводить. Но лучше посмотрим, как об этом говорит Раши!..

— У меня еще есть вопрос! — крикнул кто-то с другого края стола. — Вы, реб Мойша, говорите, что закон устанавливает: если один из лжесвидетелей умрет, другой не может быть казнен. Вот я спрашиваю: а что, если один свидетель убьет второго? Идут они на казнь, и по дороге один берет камень и убивает другого, должен ли он быть помилован? Тем, что убил другого, освободится сам? Эй, может такое быть?

Поднялся недовольный гул.

— Реб Хаим! — неодобрительно покачал головой Мойша Шленкер. — Что за вопросы? Чем он поможет себе? Тогда его казнят за убийство другого. Нет, это не вопрос. Итак: у нас два свидетеля против двух других, на самом же деле мы имеем два раза по два свидетеля против одного.

— Реб Мойша! — снова крикнул Хаим, обиженный столь резкой отповедью. — Ваш ответ — не ответ. Раз он убил второго свидетеля, то не может быть казнен! Это не убийство!

Всеобщее недовольство направилось на Хаима, который, встревая со своими вопросами, мешал работе мысли каждого.

— А почему нет? Почему это не убийство? — сдержанно спросил Мойша Шленкер.

— Потому что написано: кто совершает убийство, тот сокрушает жизнь; но кто убивает мертвого или того, который почитай что мертвый, того, кто лежит на смертном одре, чья жизнь обречена и спасения больше нет — кто убивает такого человека, тот не совершает убийства. У нас ведь здесь человек уже обречен на казнь, он уже на пути к месту казни, для него больше нет спасения, он считай что мертвый! Как тогда можно казнить другого, если он не убивает? Ведь он убивает мертвого!


Рекомендуем почитать
Войной опалённая память

Книга построена на воспоминаниях свидетелей и непосредственных участников борьбы белорусского народа за освобождение от немецко-фашистских захватчиков. Передает не только фактуру всего, что происходило шестьдесят лет назад на нашей земле, но и настроения, чувства и мысли свидетелей и непосредственных участников борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, борьбы за освобождение родной земли от иностранного порабощения, за будущее детей, внуков и следующих за ними поколений нашего народа.


Солнце восходит в мае

Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?


Мужчины и прочие неприятности

В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.


День открытых обложек

Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.


На крутом переломе

Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.


Когда в пути не один

В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.