Хаос - [14]

— Тот, кто получит такое письмо! — горячо воскликнул Йосл. — Он может растрогаться, читая о бедствиях несчастного, и…

— И что? Какой от этого вред? Говорю тебе, одно это уже благо. Если богатый человек растрогается, то почувствует, что у него есть сердце. Вот и станет на крупицу лучше и благороднее! Представь себе: есть бедный еврей, набожный и порядочный, который нуждается в поддержке, и есть другой, состоятельный, с доброй душой, который рад бы помочь бедняку, если бы знал о нем. Но он не знает. Конечно, он получает множество прошений от нуждающихся, но как определить, в ком стоит принять участие, а кто его не заслуживает. Тот еврей-проситель, о котором речь, сам-то знает, что он как раз и достоин внимания богача, если сможет его привлечь. А как это сделать? Выход один: потеснить своей историей других. И вот он пишет, дескать, имеет детей, аж семь штук, что слаб глазами и вот-вот ослепнет. Богатей принимает его беды близко к сердцу и дает ему столько, сколько пожертвовал бы, будь они знакомы. Разве один обманывает другого? Ни в коей мере! Напротив, благодетель еще и в выигрыше. Он радуется, что осчастливил семеро детей, помогая одному. Так что в этом случае его награда куда больше, чем он мог бы стяжать на другом поприще.

Шана хотела возразить, но Берл остановил ее.

— Постой, дитя мое! — мягко сказал он. — Ты поразила меня в самое сердце, но я прощаю тебя. Ты пока не знаешь мир и уж совсем не знаешь немецких евреев. Вон как взъярилась из-за просительных писем! А ведь мы им нужны больше, чем они нам. Разве не так, Клацке?

— Так, именно так! — авторитетно кивнул Клацке. — Думаете, мне нравится мое занятие? Я приехал в Германию не для того, чтобы клянчить или помогать выклянчивать. Знаете, как при этом ремесле порой бывает скверно на душе?

— И зачем ты этим занимаешься? — мрачно буркнул Йосл.

— Зачем? Я взялся за это дело не из блажи. Оно необходимо, а я могу его исполнять не хуже любого. В Германии просители нужны как хлеб насущный. Без них здесь не было бы еврейства! Без них не знали бы, с чего начать. Именно поэтому в Германии учреждено столько организаций, ставящих евреев, прибывших из России с ограниченными денежными ресурсами, в позицию просителей, а организациями делается все, чтобы как можно больше общин и отдельных персон получили удовлетворение от каждого просителя. Помнится, когда я приехал в Торн, сразу пошел в такую еврейскую общину и честно рассказал, что хочу добраться до Берлина и поискать там свое счастье в заработке. Нет, ответили мне, в Берлин отправить не можем, мол, слишком далеко, и дали билет до следующего города по железной дороге. Я тогда был зеленым юнцом и думал, что это по пути в Берлин. Ан нет! Выяснилось, что в том направлении они уже дали путевку слишком многим за последнее время, поэтому позволили поиметь свое и другой общине. Там продолжилось то же самое: целый день меня опекали — не худшим образом, надо сказать! — и перенаправили дальше. Так я и скитался по этапу, от города к городу, пока не оказался в местечке, название которого сроду не слыхал и которое мне даже во сне ни разу не привиделось.

Так меня, ничего не подозревающего ни сном ни духом, гоняли по всей Германии, перекидывая друг другу, как мяч в игре: одни подавали, другие ловили. Когда до меня наконец дошло, в чем тут дело, уже голова шла кругом от этой тошнилки. В Ганновере мне выдали билет до Люнебурга, — чего я потерял в этом Люнебурге? — на поезде я доехал до ближайшей станции, Лерте, по-моему, она называлась. Там я сошел и за свои кровные взял билет до Берлина. Конечно, на вокзале этого самого Лерте я предъявил претензию, что не использовал билет до пункта назначения, и мне вернули деньги. Порядок у них тут, в Германии, что надо! Вот только я имел удовольствие несколько месяцев покататься по стране, пока не добрался из Торна до Берлина!

— А кто все это оплачивал? — спросил ошарашенный Йосл. — Я имею в виду проезд, проживание, еду?

— Кто? Разумеется, общины! Если бы меня отправили из Торна сразу в Берлин, я оказался бы там через день. Обошлось бы дешевле, и было бы комфортнее. Но тогда остальные общины не получили бы свое. Поэтому меня и отправили в долгое плавание. Тогда-то я и понял, что людям просто необходимы просители. Их даже не хватает! Ну, где бы иначе оседали денежки, которыми они так щедро разбрасываются? И что бы оставалось разным там президентам объединений и заведующим беднотой? Что бы делали комиссии по делам переселенцев и их младшие служащие? Единоверцу надо помогать, это благодеяние! Поверьте мне, просители в Германии несут святую миссию!

— Правду молвишь. Истинную правду! — важно покивал Берл Вайнштейн. — «Миссия» — вот оно, слово. Я тут намедни слушал проповедь известного немецкого раввина и, говорю вам, до глубины души был тронут его словами о миссии еврейского народа. Как выяснилось, просительство — это и есть его миссия, а кто не просит — тот не еврей. Он доказал, что предназначение евреев безотчими мыкаться по миру, чтобы другим облегчить исполнение нравственных обязательств. Мы — объект благодеяний. Мы обречены принимать благодеяния, и принимать с благодарностью. Вся жизнь ходатая — это быть представителем сей благородной миссии!