Хам и хамелеоны. Том 2 - [104]

Иван прошел к холодильнику и вернулся с бутылкой «Моет и Шандон».

— Открывай… — храбрился Николай. — Вообще это только сначала трудно, а потом ничего, наладится… Представляю, что будет с папой. Не переживет.

Иван тихо, с чуть слышным хлопком откупорил бутылку и наполнил шампанским два пластмассовых стаканчика.

— Пей за двоих. Я не буду… Отличный брют, специально попросил купить, — подбодрил Николай и, дав брату сделать пару глотков, принялся объяснять всё по порядку: — Когда вернешься в Москву, позвонишь Филиппову. Он в курсе, всё контролирует. Можешь положиться на него. Во всем. На редкость верный человек. Я даже не предполагал. Он тебе всё объяснит. Тут, главное, что… Принять минимальные меры предосторожности. И всё будет в порядке. Через некоторое время всё отстоится, все о нас забудут. И всё будет нормально, поверь мне…

Братья долго молчали.

— И еще одно… Нина и Феврония… У них теперь никого практически. Если со мной что-то произойдет… — осторожно сменил тему Николай.

— Я отказываюсь об этом говорить, — осадил его Иван. — Тебе уже объясняли, что многое зависит от тебя самого. От того, на что ты сам настроен.

— Всё правильно. Всё зависит от меня. Но дай мне договорить… Я должен объяснить, мне будет спокойней. Мы так давно по-настоящему не говорили, что прямо не знаю, с чего начинать… Я попросил Грабе помочь мне купить дом в Англии. Это на юге где-то, на море. Брайтон — знаешь такое место?

— Ты дом купил? В Англии? Но зачем, Коля? Зачем тебе дом в Брайтоне?

— Не в Брайтоне, а рядом, в деревне небольшой… Ты же не можешь оставаться бездомным. Всю жизнь так будешь жить? А так решены все проблемы, и точка! Не такие это большие деньги. Вон там, на тумбочке, папка лежит, ну-ка подай…

Иван протянул брату зеленоватого цвета папку. Николай достал из нее цветные фотоснимки.

— Фото — дрянь, не пугайся. Жалко, что вокруг не сняли. Я просил всё сфотографировать, внутри, снаружи, а они, дармоеды… Да в агентстве, в Лондоне… Везде одно и то же. Не заставишь людей работать. Где могут урвать, там урывают, — ворчал Николай. — Но даже по фотографиям — не дом, а сказка. Настоящий камень. В деревушке находится. На отшибе. Detached — так они это называют. Чуть ли даже не character. Два акра земли. Это около гектара, чуть поменьше. Море в двух километрах. Всего триста тысяч фунтов с хвостиком. Я внес задаток…

Иван молча и быстро перебирал снимки. На лице у него проступило выражение равнодушия и брезгливости.

— Ну что ты как в рот воды набрал?! — подстегнул старший брат. — Эта наша хватка… практицизм, который я даже в папе раньше замечал… я всегда стыдился в себе этого, этой оборотистости. Честное слово! Потому что не знаешь, чего здесь больше — протестантского духа или иудейского. Странно, что нам, русским, это так свойственно… Фарисеи считали, что по заслугам человеку воздается уже на земле… Вот и допрыгались! А в тебе этого нет. Вот и прими как компенсацию… Отверни взгляд твой от греха други твои… — улыбаясь, цитировал кого-то Николай. — Ты же всё равно не виноват…

Лечащий врач, еще пару дней назад уверявший, что серьезных осложнений быть не может, в канун Пасхи стал менее оптимистичен. Он просил Нину поменьше сидеть в палате и не обзванивать всю планету в поисках несуществующих решений и директив, поскольку она названивала Николаю Николаевичу в Москву и в парижскую больницу, где Николая оперировали, после чего мчалась обсуждать услышанное с санаторными врачами. Говорила же по большей части банальности. На нее обижались. Заведующий отделением скрепя сердце всё же согласился на визит пожилого коллеги из Военно-медицинской академии, которого Нине порекомендовал Николай Николаевич.

Ничего нового старичок-кардиолог не обнаружил. Пересмотрев кипу электрокардиограмм, он пришел к заключению, что аритмия выраженная, с отрицательной динамикой. Всё, что он мог предложить, это забрать больного к себе в стационар — на всякий случай, чтобы понаблюдать его подольше и провести дополнительное обследование. Переезд назначили на начало пасхальной недели. Вышло иначе…

За два дня до этого, в ночь с понедельника на вторник, на Гороховую позвонил дежурный врач и сообщил, что ему только что пришлось отправить больного в ближайшую больницу с очередным инфарктом…

Ранним утром Иван появился в больнице в Озерках, на далекой городской окраине, куда Николая доставили ночью. Больница выглядела обшарпанной, убогой. Многоместные палаты. Вонь лекарств, хлорки и столовой. Не приходилось жаловаться разве что на чистоту. Молодая уборщица трудилась не покладая рук.

Всю первую часть дня Нина провела в телефонных переговорах, а затем в разъездах между Озерками и Военно-медицинской академией, куда пыталась перевезти мужа. Для того чтобы разобраться в том, что с ним произошло, требовалось провести новое обследование, в частности коронографию. Отделение в Озерках такой аппаратуры не имело. Однако Нину в один голос отговаривали от поспешных действий и в академии, и в Озерках. Советовали подождать пару дней: переезд мог только навредить больному.

Более полную информацию о состоянии брата Иван получал через медсестер. Одна из них, молоденькая Вера Павловна, которая выделялась среди своих коллег какой-то еще девичьей застенчивостью и добродушием, объясняла ему, теряясь от смущения, что положение пациента серьезное, что при подобных инфарктах некроз тканей миокарда, несмотря на все меры предосторожности, представляет угрозу для жизни. Но в то же время старалась успокоить Ивана, уверяя, что даже за время ее работы в больнице она немало повидала случаев, когда больные полностью выздоравливали.