Хакер и его тень - [6]

А еще через полчаса явился совершенно никакой полковник. Он был слегка дезориентирован во времени и пространстве, потому что угрожал отправить майора в Афганистан. Полковник орал на майора так, что сорвал голос и в конце уже лишь хрипел.

В конце концов, меня спихнули какому-то трезвому по непонятной причине капитану, который за полчаса снял с меня показания и отпустил восвояси.

Такое мудрое и правильное решение было принято им отнюдь не сразу.

На самом деле – сидеть бы мне за решеточкой какое-то время, если бы не – кто бы вы думали? – дед на лошадке, ехавший из пищеблока на помойку.

Этот всеми уважаемый работник обслуги санатория клялся и божился, что своими собственными глазами видел, как мы мирно беседовали с Викторией Петровной и что я не стрелял в несчастную старушку, а совсем наоборот – даже пытался преследовать преступника.

Авторитет деда в психушке был настолько велик, что никто не усомнился в его показаниях и я был отпущен на все четыре стороны до поры до времени.

...Потихоньку приходя в себя от шока, я медленно ехал домой.

Обычная городская жизнь после всего пережитого за эти часы казалась мне сейчас такой же странной и нереальной как человеку, который провел бы, например, долгие годы на необитаемом острове и вдруг оказался в центре цивилизации. Я не мог понять, как люди могут просто так ходить по улицам, глазеть на лотки и витрины.

Спешащие на службу клерки, алкаши, похмеляющиеся пивом на скамейках, шестисотые «мерседесы», то и дело сталкивающиеся с «запорожцами» – простая ежедневная обыденность казалась после посещения психушки фантастичнее любых самых забойных фэнтэзи.

И только у себя дома, плотно заперев дверь и наглухо задернув шторы, я достал из кармана измятое письмо, которое сунул впопыхах в карман куртки, перед тем, как погнаться за убийцей.

Разумеется, во время допроса я ни словом не обмолвился о том, что Виктория Петровна Гагарина успела передать мне эту бумагу. Иначе мне пришлось бы вдаваться в подробности, что было бы совершенно излишним.

Я вообще наотрез отказался говорить о деле, с которым я приехал в санаторий, переадресовав все обращенные ко мне вопросы к Розе Валериановне.

Кстати, следует особо отметить: моя клиентка не замедлила подтвердить капитану, что я работаю на нее и что я не хрен собачий, а профессионал в своей области. За что Розе Гагариной от меня тотчас же последовала глубокая телепатическая благодарность.

Итак, передо мной лежит обыкновенный конверт с цветным изображением на редкость задумчивого русского писателя, который стоит перед тарасовским городским садом, очевидно продолжая размышлять над поставленным им в свое время вопросом: «Что делать?»

Круглый штемпель, как ему и положено, был на редкость нечетким, так что мне пришлось прокатать конверт на сканере с обработкой изображения для того, чтобы Приятель попробовл разобрать, что же тем значится.

«Вот это техника! А лупа, господа, – подумал я, вспомнив первое посещение Розы Валериановны, – это уже даже не позавчерашний день, а гораздо более отдаленный период».

Пока Приятель «читал» смазанное пятно штемпеля, я внимательно изучил вложенный внутрь листок. Сложенный пополам огрызок содержал не так уж много текста:

«Тебе приветик от Марка. Готовься к смерти, старая садистка».

Вот такое нежное послание.

Если и все предыдущие письма были в том же духе, то неудивительно, что с возрастом нервы Виктории Петровны оказались расшатаны.

Приятель, разумеется, быстренько разобрался со штемпелем и вывел на монитор идеальное его изображение. Но номер пятьдесят четвертого почтового отделения вряд ли мог оказаться ключом к разгадке, поскольку это был номер почты, расположенной рядом с психушкой.

Ведь письмо можно бросить в почтовый ящик в любом месте города, и обнаружить, в каком именно, не представлялось возможным.

Что же касается числа, то оно совпадало с датой, которую назвала мне Роза Валериановна – именно в этот день моя клиентка увидела письмо от незнакомца в руках своей матери. Информации негусто, но это все же лучше, чем совсем ничего.

Я позвонил Розе на работу. Ожидая соединения, я попытался настроиться на скорбный лад и заготовил приличествующие выражения соболезнования.

Подобные словесные выражения чувств всегда давались мне с большим трубом. Вроде бы, чисто ритуальное проговаривание, но все равно приходится прилагать усилия.

Однако я даже не успел начать первую фразу. Роза Валериановна тотчас же взяла крайне деловой тон (чувства – чувствами, а работа – работой) и предложила сегодня же встретиться, чтобы обсудить, как она выразилась «дальнейший ход нашей совместной деятельности».

Центральный склад оптовой торговли под игривым названием «Розалинда» – я усмотрел здесь прозрачный намек на имя моей клиентки – располагался в полуподвальном помещении здания кукольного театра.

Хозяйка предприятия была в черном платье и шелковом шейном платке такого же цвета. Тем не менее, Роза Валериановна выглядела так же деловито, как и обычно, и глядя на мою клиентку, склонившуюся над бланками отчетности и погруженную в сложные вычисления, трудно было представить, что госпожа Гагарина только что потеряла родную старушку-мать в результате злодейского убийства.