Не люблю, когда меня окликают на улице.
Особенности профессии диктуют пристрастие к анонимности во всем — одежде, жилище, внешности… Негоже, когда частного детектива знает в лицо каждая собака.
Справедливости ради отметим, что окликнула меня по имени-отчеству с противоположной стороны улицы отнюдь не собака, а довольно симпатичная и модно одетая молодая госпожа лет эдак двадцати семи.
— Валерий Борисович! — Небольшого роста крашеная блондинка приподнялась на цыпочки и даже взмахнула маленькой лапкой, отчего ее крошечная сумочка съехала с плеча. — Подождите, Валерий Борисович, не уходите!
Я послушно остановился и стал ждать, пока она повертит головкой туда-сюда и протараторит каблучками через дорогу.
Облегающий черный свитер подчеркивал ее изящную фигурку Она шла ко мне, будто плыла… шевеля грудными и спинными плавниками…
Сходство с юркой рыбешкой еще больше усилилось, когда она оказалась совсем рядом и широко распахнула на меня заплаканные, но удивительно большие и умело подкрашенные глазищи.
— Валерий Борисович, я по объявлению… Вы ведь — частный детектив?
— Объявление моего портрета не содержит, — полувопросительно заметил я.
— Мне Липовский сказал, — махнула ресницами рыбка и даже слегка покраснела.
«Фимка схлопочет по заднице, — машинально подумал я. — Сколько ведь раз ему говорил: поменьше болтай!»
Вслух же я сказал:
— Будем считать это рекомендацией… Так что же у вас стряслось?
В полном соответствии с моими словами у девицы затряслись губы, потом ресницы, глазищи заблестели — в общем, даже моих скромных дедуктивных способностей хватило, чтобы сообразить: сейчас я буду ее утешать.
Болезнь надо пресекать в самом начале, иначе она дойдет до конца, как говорит мой знакомый, бородатый дерматовенеролог Димка. Памятуя о рекомендациях специалиста, я ринулся в контратаку.
— Если вы хотите, чтобы я вам помог, возьмите себя в руки и спокойно все расскажите… желательно не на улице, — добавил я, твердо беря ее за плечо и разворачивая в сторону перекрестка.
Но избранная мной активная терапевтическая тактика поначалу не достигла цели — блондинка молча заплакала и уткнулась мне в грудь.
— Перестаньте, — я постарался влить в это слово побольше металла. — Чем скорее вы объясните, в чем дело, тем скорее я смогу вам помочь.
Девушка мгновенно утихла, но не отстранилась, а только прижала меня к себе, подняла голову и замерла, глядя снизу вверх своими заплаканными глазами. Мне, разумеется, ничего не оставалось, как смотреть на нее снизу вверх и потому то и дело поправлять сползавшие очки.
Простояв так минуту-другую, рыбка снова зашевелила плавниками и тихонько вздохнула.
— Успокоились? — возобновил я нашу беседу, девушка кивнула. — В таком случае давайте прогуляемся, а вы мне все расскажете. — Вести ее к себе домой мне почему-то пока расхотелось… Интуиция, братцы! — Кстати, может быть, вы для начала представитесь?
Блондинка даже головой тряхнула от смущения и досады; с явной небрежностью завитые локоны всколыхнулись.
— Извините… я совсем уже… — смущенно проговорила она; даже удивительно, какие, оказывается, могут быть у рыбок проникновенные голоса. — Меня Юля зовут. Юля Судакова.
Я мысленно присвистнул, не забыв придать лицу заинтересованное выражение: слушаю, мол! Press …
Девушка еще раз вздохнула и тихо сказала:
— Стасика убили.
— Это ваш?..
— Да. Теперь я вдова, а Ленька — сирота.
«Нет-нет, слез на сегодня хватит», — подумал я и быстро спросил:
— Кто убил? Когда? Как? Подробнее, пожалуйста.
Юля склонила голову. Без сомнения, слова давались ей с трудом.
— На прошлой неделе он умер прямо за столом, у меня на глазах… Мы пили пиво с чипсами, и вдруг он побледнел, как полотно… застонал и свалился на пол… прошептал, чтобы вызвала «скорую»… — Юля закусила губу. — А когда я прибежала от соседей, он уже не дышал…
— Как он себя чувствовал в последнее время? Может быть, ему нездоровилось?
Она снова помотала белокурой головой:
— Нет, только он уставал очень — работал много… вот и укладывался сразу после ужина…
Что-то в ее интонации насторожило меня.
— Юля, припомните, пожалуйста: когда ему раньше приходилось помногу работать, он тоже, как вы сказали, укладывался сразу после ужина?
Девушка помолчала немножко и с ноткой удивления ответила:
— Нет… Он раньше, как ни уставал, поест — и в душ, а потом… — Юля запнулась.
— Ну, ну? — подбодрил я, уже догадываясь, что ее смутило. — Договаривайте, важна любая информация.
— Мы с ним любили друг друга, — потупившись, тихо выдохнула рыбка из ныне поредевшего косяка Судаковых.
Я не стал развивать тему, только спросил:
— На желудок раньше жаловался? Язва, гастрит?
— Не-ет, — ответила Юля. — Ел, что приготовлю, да похваливал. И не полнел, в школьные джинсы влезал… А когда его… обследовали… мертвого… язву нашли. И полный желудок крови… Сказали — прободение. Но ведь он не болел никогда! И я не верю, что у него была, как они сказали, «немая» язва. Его чем-то отравили!
Мы шли бок о бок. Девушка, видимо, перестала что-либо замечать вокруг, и мне приходилось то и дело поддерживать ее под локоть. В конце концов я просто взял Юлю под руку. Она этого, кажется, тоже не заметила.
