Гюг-Волк - [28]

Граф вошел, смотря на старуху с суровым выражением лица. Они заговорили тихо, настолько тихо, что я не мог разобрать их слов, но жесты их были выразительны: старуха указывала на кровать.

На цыпочках они подошли к камину. Тут, в тени, старуха, улыбаясь, развернула большой мешок.

Едва граф увидел мешок, как в три прыжка он был у кровати и оперся на нее одним коленом. Занавеси заколебались; тело графа исчезло под их складками; я видел только одну его ногу, упиравшуюся в каменный пол, и хвост, болтавшийся то вправо, то влево.

Можно было бы подумать, что тут происходила сцена убийства!

Все самое страшное, самое ужасное не охватывало бы меня таким страхом, как немое изображение этого акта.

Старуха прибежала, в свою очередь развертывая мешок.

Занавеси снова зашевелились, на степах показались тени. Самое ужасное было то, что мне показалось, будто лужа крови медленно потекла по полу к камину: то был снег, приставший к ногам графа и таявший от тепла.

Я продолжал смотреть на этот черный след, чувствуя, что язык у меня цепенеет, как вдруг я увидел странную картину.

Старуха и граф запихивали простыни в мешок; они втискивали их с поспешностью собаки, роющей землю; потом владелец Нидека взбросил себе на плечо этот некрасивый предмет и направился к двери. Простыня тащилась за ним; старуха шла с факелом. Они прошли по площадке.

Я чувствовал, как дрожали мои колени, как они стучали друг о друга; я тихонько молился.

Не прошло и двух минут, как я бросился по их следам, увлекаемый внезапным, неотразимым любопытством.

Я бежал по площадке и только что хотел войти в стрельчатую арку башни, как у меня под ногами очутилась большая, глубокая цистерна; туда, спиралью, спускалась лестница; я увидел, как факел мерцал в глубине, словно светлячок, и становился незаметным по мере того, как удалялся.

Я сошел, в свою очередь, по первым ступеням лестницы, идя на этот отдаленный свет.

Внезапно он исчез: старуха и граф дошли до дна пропасти. Я продолжал спускаться, держась за перила, уверенный, что могу подняться в башню в случае, если не окажется другого выхода.

Вскоре ступеньки окончились. Я огляделся и заметил налево лунный свет, пробивавшийся из-под низкой двери через высокую крапиву и покрытый инеем терновник. Я отбросил ногой эти препятствия и увидел, что нахожусь у основания башни Гюга.

Кто мог бы предположить, что такая дыра шла к замку? Кто показал этот путь старухе? Я не остановился на этих вопросах.

Передо мной расстилалась обширная равнина, залитая светом, как среди белого дня. Направо черная линия Шварцвальда с его отвесными скалами, ущельями, обрывами уходила в бесконечную даль.

Воздух был холоден, тих; я чувствовал себя как бы пробужденным; все чувства мои обострились под влиянием ледяной атмосферы.

Прежде всего, я старался узнать, в каком направлении пошли граф и старуха. Их высокие черные фигуры медленно подымались на холм в двухстах шагах от меня. Они вырисовывались на фоне неба, покрытого бесчисленными звездами.

Я догнал их при спуске.

Граф шел медленно, саван тянулся за ним… Его поза, движения, так же как и поза и движения старухи, напоминали автомат.

Они шли в двадцати шагах от меня по дороге в Альтенбург то в тени, то на полном свету, так как луна была поразительно ярка. Вдали за ней неслись облака, как бы простирая длинные руки, чтобы схватить ее; но она ускользала от них, и ее лучи, холодные, как стальные клинки, проникали мне в сердце.

Мне хотелось вернуться, но какая-то непобедимая сила заставляла меня идти за похоронным шествием.

До сих пор я вижу тропинку, подымающуюся среди низкого кустарника в Шварцвальде, слышу, как хрустит снег под моими ногами, как летит лист от дыхания холодного ветра; вижу себя следующим за двумя безмолвными существами и не могу понять, какая таинственная сила увлекала меня за ними.

Вот мы, наконец, в лесу под высокими, обнаженными буками. Черные тени их высоких веток преломляются на нижних и падают на покрытую снегом дорогу. По временам мне чудится, что кто-то идет за мной.

Я быстро оборачиваюсь и ничего не вижу.

Мы дошли до линии скал на гребне Альтенбурга; за этими скалами находится поток Шнееберг, но зимой потоки не текут, лишь тонкая струя воды извивается под густым покровом льда; в уединенном месте нет ни журчания, ни щебетания птиц, ни грома: безмолвие ужаснее всего!

Граф Нидек и старуха нашли брешь в скале; они поднялись прямо, не задумываясь, с невероятной уверенностью; я должен был цепляться за кусты, чтобы следовать за ними.

Взобравшись на вершину скалы, я увидел в трех шагах от себя графа и его спутницу; с другой стороны я заметил бездонную пропасть. Слева падал поток Шнееберг, в данное время покрытый льдом и повисший в воздухе. Вид неподвижной волны, которая как будто летит, увлекая в своем падении соседние деревья, забирая кусты и прорывая плющ, несущийся за ней, не теряя корней, это кажущееся движение при неподвижности смерти и эти два безмолвных существа, идущие на свое ужасное дело с нечувствительностью автоматов, — все это снова пробудило во мне страх.

Сама природа, по-видимому, разделяла мой ужас.

Граф положил свою ношу; он и старуха раскачивали ее в продолжение одной минуты над краем пропасти; потом длинный саван взвился над пропастью, и убийцы наклонились над ней.