Гувернантка - [14]

— Мы им еще покажем!

— Чуть что — сразу снимать! А сами народ накормить не могут!

— Тихо, друзья, тихо! — подняв сжатые кулаки и едва не сквозь слезы, говорил Кузьма Егорович…

В директорский кабинет ворвалась юная администраторша:

— Там, Вадим Васильевич, — Кропачев! Народ баламутит! Того и гляди, на Кремль пойдут! — и выскочила, сверкнув безумным глазом.

Директор — рука на сердце — за нею: в предбаннике работал десяток мониторов, и вот, к центральному и бросился.

Островок под Чебурашкою, где стояли Кузьма Егорович и Жюли, был окружен народом. Директор откинул на пульте крышку-ящичек: там оказался прозрачный стеклянный колпак. Прямо кулаком, не боясь ни крови, ни боли, саданул по нему и нажал на огромную, как грибок для штопки, красную кнопку…

И тут же вылетели из разных подъездов соседнего Здания десятка два молодых людей в штатском и трусцой двинулись к магазину…

— Микрофон! — крикнул Равиль, появившись в директорском предбаннике, и над огромным, полным народа залом разнесся многократно усиленный равилев голос: — Товарищи! В секции номер шестнадцать, на четвертом этаже, имеются в продаже колготы, производство Франция. Имеются в продаже колготы, производство Франция…

В то же мгновенье толпа стала рассасываться и буквально через десяток секунд Кузьма Егорович и Жюли снова стояли в одиночестве.

— Ну, народ! — качнул головою Кузьма Егорович.

Седовласый, расхаживая по кабинету, диктовал помощнику, который отстукивал на машинке:

— Написал? За предотвращение попытки государственного переворота. Точка…

Пожилая женщина на мгновенье оторвалась от стекла с тем, чтобы приподнять к подоконнику внучку, — и вот, указывала ей куда-то.

А это — в драном, внакидку, пальто, в тренировочных, с пузырями в области колен брюках возвращался Кузьма Егорович от помойки, помахивая пустым ведром. Задержался возле дворовой горки.

— Слаб, дед?! — крикнула Машенька и лихо, на ногах, съехала вниз.

Бабушки и нянюшки, призирающие за питомцами изнеподалека, бросали на Кузьму Егоровича тактичные взгляды.

— А вот и не слаб! — ответил Кузьма Егорович, скатился тоже и попал прямо в объятия некоего старичка.

— Между прочим, — выговаривающим тоном произнес старичок, — в ЖЭКе вчера было партсобрание. Нехорошо…

Где-то там, на проспекте, у въезда во двор, собралась кучка людей и тоже за Кузьмою Егоровичем наблюдала. Мимо прошел слесарь-водопроводчик, пьяный, в экипировке, с чемоданчиком, и, несмотря на пятидневную слесареву щетину, пристальный взгляд обнаружил бы в водопроводчике Равиля.

У входа в подъезд Кузьма Егорович нос к носу столкнулся с участковым: пожилым ментом в капитанских погонах. Мент не ответил на кивок, отвел глаза, и Кузьме Егоровичу стало тревожно. Не обращая внимания на возраст, он буквально полетел по лестнице на пятый этаж. Правда, на площадке четвертого пришлось поневоле приостановиться, борясь с задышкою, — но очень ненадолго.

Жюли плакала и укладывала вещи.

— Я не преступница, — сказала, завидя Кузьму Егоровича. — Я свободная женщина и не хочу быть ни к кому приписана…

— Прописана, — поправил Кузьма Егорович.

Жюли всхлипнула и стала надевать шубку.

— А ну прекратить! — прикрикнул Кузьма Егорович несколько по-командирски, из былой своей жизни.

— Что? — возмущенно отреагировала Жюли на тон.

— Я постараюсь уладить… — примирительно ответил Кузьма Егорович.

— Не надо мне ничего улаживать! Я не виновата ни в чем, чтобы улаживать!.. — и, подхватив чемоданы, отпихнула Кузьму Егоровича, побежала вниз.

— Дура! — заорал тот вдогонку. — Истеричка! — и, схватившись за сердце, осел по стене.

Жюли стояла на паперти вечернего «Интуриста». За отчетный период ничего возле него не переменилось ни в атмосфере, ни в публике — разве что прежнего швейцара заменил Равиль в униформе с лампасами и в сивой бороде до пояса и, впуская-выпуская людей, не забывал время от времени скашивать глаз на Жюли.

Лицо ее вдруг озарилось: она заметила в толпе Кузьму Егоровича, направляющегося к ней.

— Ты почему здесь?! — спросил он более чем недовольно. — Кого поджидаешь?! — и стыдливо спрятал за спину букетик цветов.

— Но вас же, Кузьма! — скромно потупилась Жюли.

— Неправда! — уличил Кузьма Егорович. — Ты не могла знать, что я появлюсь здесь!

Какой-то иностранец, заинтересовавшись Кузьмой Егоровичем, щелкнул блицем и тут же был перехвачен Равилем.

— Как же вы могли не появиться здесь, если на этом самом месте вы впервые… признались мне в любви?..

— Слушай, дарагая! Таварищ майор! — прорезал вдруг шумовой фон знакомый голос с сильным восточным акцентом: двое молодых людей тащили к ГАЗику-воронку давнего нашего знакомца в наручниках. Он вырывался, чтобы успеть договорить все что хотел, пока дверца с решеткою не захлопнется: — Миня, канэшно, расстреляют, но на пращанье я должен сказат: как женшина ти мне очен панравилас…

Седовласый, разгоряченный после теннисной партии, вошел в душевую раздевалку, где поджидал его смиренный Кропачев.

— А, Кузьма, — сказал Седовласый. — Как поживаешь? Проблемы?

— Я бы уехал во Францию, а? — робко спросил Кузьма Егорович. — Зачем я вам тут? Только людей от дела отрываете…

Седовласый пристально глянул на Кузьму Егоровича, невозмутимо закончил раздеваться и пошел в душевую.