Гуситское революционное движение - [31]

Сигизмунд Люксембургский, король германский и венгерский, долго недооценивал силы чешских еретиков. Он, один из столпов европейского феодализма, слишком полагался на свою собственную силу. Умело запугивая церковь, он обеспечил себе в качестве «защитника» ее денежную и моральную помощь. Он отличался беспринципностью и был в курсе всех интриг международной политики. В тот период, когда события в Чехии требовали решительного вмешательства Сигизмунда, у него, несмотря на всю его ловкость, были связаны руки; ему мешали раздоры в среде церковных сановников (борьба между собой трех пап и затем борьба папы с Констанцским собором), а главное — энергичные нападения турок, которые проникли на Балканы и угрожали сокровищнице Сигизмунда — Венгрии. Сигизмунд запугивал церковь турецкой опасностью, надеясь выжать из духовенства побольше денег. Поэтому только после настойчивых вызовов из Чехии в начале 1420 года Сигизмунд выступил против чешских еретиков, В Братиславе он жестоко расправился с горожанами, пытавшимися свергнуть власть патрициата. Он приказал казнить 23 бунтовщиков из числа братиславских бюргеров, а двух пражских бюргеров, подозреваемых в гуситстве, «там в Братиславе приказал сжечь, а прежде волочить конями». 17 марта 1420 года особый папский легат Фердинанд при поддержке Сигизмунда торжественно объявил крестовый поход против «уиклифистов и гуситов». Было решено вырвать с корнем «еретические чешские плевелы» и водворить во всех владениях Сигизмунда порядок, который устроил бы также и церковных иерархов.

Позиция Сигизмунда по отношению к гуситству вывела пражских горожан из состояния нерешительности. Осень 1419 года наглядно показала, что пражское бюргерство, сколько бы оно ни обличало старый порядок, отнюдь не собиралось бороться за исполнение своих требований, а предпочитало путь компромисса. Базой слабого чешского бюргерства являлось еще недостаточно развитое ремесло. Бюргерство, несмотря на то, что оно видело в феодалах и в особенности в церкви опасного врага, боялось вступить с ними в открытую борьбу из страха перед революционной беднотой. Поэтому пражские коншелы, в чьи руки перешло имущество изгнанного немецкого патрициата, помешали сосредоточению народных масс в Праге в начале ноября 1419 года и начали переговоры с паноким союзом и непосредственно с Сигизмундом. От Сигизмунда потребовали признания «всего того, что произошло» (то есть занятия ратуши, изгнания богатых церковных сановников и патрициата), и усиления политического значения городов. Бюргеры охотно шли на переговоры и уступки и еще в мае 1420 года признали Сигизмунда своим «наследственным владыкой» и даже позволили вернуться некоторым ранее бежавшим или изгнанным патрициям. Однако посланцы из Брно и Кутной Горы явились в Прагу с требованием безоговорочной капитуляции. Сигизмунд не хотел уступать «хлопам» ни в чем. Возвращение в Прагу духовенства, обновление городского управления (то есть восстановление власти патрициев) и снятие уличных заграждений (то есть полное разоружение) — вот то, что «его милость» считала необходимым условием для переговоров с «бунтующими» пражанами. Казнь братиславских бюргеров, позорная смерть знатного пражского бюргера Красы на братиславском эшафоте наглядно показали пражанам, на каких условиях собирается Сигизмунд заключить перемирие. Натиск справа, со стороны врагов «божьей правды», ускорил переход пражского бюргерства в революционный лагерь, на сторону пражской бедноты. Именно в этот период, весной 1420 года, Ян Желивский, исходя из текстов Ветхого завета, доказывал, что ветхозаветная «апокалиптическая блудница» — это не кто иной, как король Сигизмунд, и «подстрекал народ восстать против короля, а короля называл кровавым драконом»[133]. Видя, что надежда на мирное решение спора с Сигизмундом рухнула, а волна революционного движения захватывает бедноту и мелкое бюргерство не только Праги, но и всей Чехии, пражское бюргерство окончательно встало на сторону революционного народа. 3 апреля 1420 года общины пражского Нового и Старого Места собрались под руководством Яна Желивского и заставили коншелов принести присягу в верности чаше и дать обещание бороться с ее врагами. Пражское бюргерство под натиском как революционных, так и реакционных сил присоединилось наконец к гуситскому революционному движению.

В пламенных манифестах пражские бюргеры призывали на помощь население всех чешских областей и указывали на смертельную опасность, угрожающую чешской земле в связи с нападением крестоносцев. Следует напомнить, что представлял собой средневековый крестовый поход. Это было поголовное истребление еретиков в беззастенчивый грабеж, происходивший с одобрения «святого отца»; понятно, что весь чешский народ встал на патриотическую борьбу против иноземцев, которые шли на помощь эксплуататорам. Тот же патриотический призыв к народу — вспомнить его героическое прошлое — звучит и в пражском манифесте, который зовет всю чешскую землю на бой с крестоносными ордами. «Чтобы вы, как мужественные рыцари, вспомнив храбрых отцов ваших, старых чехов, горячо любивших свою родину, подобно им поднялись против этого зла и встали с нами и с обеими общинами великого Старого и Нового Места Пражского, которые объединились и порешили все как один и крепко на том стоят, и чтобы вы и советом и делом помогали нам против всякого, кто взял на себя тот проклятый крест и действует как крестоносец»