Гуру и ученик - [41]

Конечно же, в образе жизни Шри Джнянананды присутствовало и нечто непостижимое для Странника. Для него образцом подлинного джняни, естественно, был Рамана Махарши, даршану которого он получил один-два раза в течение последнего года его жизни. В те дни Рамана, как правило, неподвижно сидел на кушетке, погружённый в атмосферу поклонения, сохраняя абсолютное безразличие к происходящему вокруг него. Джнянананда, напротив, казалось, был неспособен сохранять спокойствие. Он активно (слишком активно, по мнению Странника) заботился о строительных работах, проходивших в те дни в ашраме. Он позволял людям болтать в его присутствии столько, сколько им было угодно, и даже очевидным образом интересовался темами их разговоров.

Было и много другого, что шокировало нашего европейского садху. Более того, не у всех посетителей Свами оставлял благоприятное впечатление. Некоторые утверждали, что видели на лице гуру заметное удовлетворение, когда к воротам подъезжала машина, в особенности если из неё выходил белый человек. Другие критиковали его за то, что он не пытался опровергнуть легенды о его возрасте, предыдущей жизни и так далее.

И всё-таки, какие бы мысли ни мелькали в голове Странника, в подходящие или неподходящие моменты, каждое утро и каждый вечер, когда он приходил выразить почтение Учителю, а особенно, когда, оставаясь с ним наедине, внимал его наставлениям, он ясно ощущал, что этот человек — подлинный гуру, о котором он так долго мечтал, и что именно он может привести его к Истине, если ему удастся предаться ему с безусловной верой. Казалось, они общались друг с другом на самом глубоком уровне. Слова гуру вызывали в нём такой отклик, какой не мог вызвать больше никто. Странник чувствовал, что на поверхность выходили глубочайшие тайны его сердца, захороненные в его недостижимых недрах. Вибрация наставлений гуру проходила через всё его существо, вызывая в нём прекраснейшие обертоны.

Кроме того, вся личность Джнянананды излучала удивительно чистую и нежную любовь, обращённую к каждому лично, но в то же время единую для всех. Радость ощущения того, что ты любим им, сопровождалась высочайшим уровнем непривязанности; в то время как каждый из нас хочет получить привилегию быть единственным возлюбленным. Он любил каждого так, как будто этот человек был единственным. Чувствовалось, что для него все различия, бхеда, сводились к нулю и растворялись. В каждом ученике он напрямую видел его истинную личность, единственное истинное Я, Атман.

Всё это, несомненно, покажется парадоксом для тех, кто не обладает тайной высочайшей мудрости, джняны, и в особенности для тех (как европейцев, так и индийцев), чьи умы обусловлены шаблонами, которыми они так гордятся. Ни одной философии не удалось объяснить или понять бесконечное существование личности в сердце опыта недвойственности или в нерефлексивном осознании Бытия и истинного Я. Сами индийские джняни, будучи пленниками собственных умственных конструкций, зачастую теоретически отвергают этот факт с помощью категорий своей мысли. Однако их жизнь, и в особенности дар бескорыстной любви, чётко доказывает, что их личность (не важно, как они её называют), достигнув Абсолюта, не лишилась ничего первостепенного. Глубже любого осознания, которым он может обладать, джняни замечательным образом отражает в себе, словно в зеркале, что нет больше ничего тусклого; сама тайна бытия, тайна существа, тайна Бога и Духа теперь свободна для игры, проявляясь через него в мире, и этот секрет известен лишь ему одному.

Странник многократно спрашивал Джнянананду о роли гуру, но ответы всегда относились к определённому гуру, к тому, кто появляется в момент даршаны Атмана, к тому, кто сам есть свет, сияющий из Атмана при Его финальном обнаружении. «Гуру — акханда, неделимый. Он — адвайта, недвойственный. Лишь такой гуру может заставить вас погрузиться в глубины и появляется он лишь в момент такого погружения. Другой вид гуру — гуру-мурти, гуру в видимой форме, тот, кто указывает путь».

Вот почему ученики никогда не получали желаемого, прося гуру о помощи, которая бы освободила их от необходимости прилагать собственные усилия. Лишь Я может увидеть Я, и истинный гуру — лишь «вы» в вашем истинном Я.

Однажды Странник спросил Джнянананду, кому можно или следует раскрывать это учение о дхьяне.

«Разумеется, не всем, — ответил Свами. — Нужно начинать с азов: молитвы, ритуального поклонения, джапы или непрестанного повторения божественного имени — одним словом, с бхакти. Посвящать людей в царский путь дхьяны можно лишь тогда, когда они станут его достойны».

«Воистину так, — согласился Странник, — но мой вопрос в следующем: кто именно достоин его? Каковы признаки того, кого следует пригласить на этот путь?»

«Лавочник должен знать, чем он торгует! Если он не может отличить зёрна перца от семян горчицы и рис от пшена, какой тогда смысл держать лавку? В таком случае пострадают и продавец и покупатель. То же самое можно сказать и о гуру: он должен быть способен определить, что подходит каждому ученику. В противном случае, зачем вообще ввязываться во всё это?