Гуру и ученик - [28]

Шрифт
Интервал

Остались позади и покой, и ощущение покоя,

и даже мысль о покое;

И радость, и мысль о радости, и ощущение

радости;

Все мысли о внутреннем и весь вкус

к внутреннему;

Мысли об обретении себя, меня и вкус к оному;

Мысли об отречении от всех мыслей;

И вкус к отречению от всякого вкуса…

Лишь тогда распускается и начинает цвести лотос, листья которого, находясь в воде, никогда не намокают, а пчёлы прилетают пить его нектар.

Странник продолжал размышлять о тех, кто простирался перед ним самим, включая людей, которых он встретил в тот же вечер в мандапе храма: само его одеяние — знак, лингам тайны, проявленной как в славном огненном лингаме на вершине Аруначалы, так и в скромном каменном лингаме, сокрытом в святилище деревенского храма.

Шива простирается перед Шивой,

Шива возлагает Свои благословенные ладони

на Шиву,

Всё есть лила Шивы…

Все галактики, друг за другом следующие

в бесконечном пространстве,

Все электроны, танцующие, разбегающиеся

и вновь

Объединяющиеся в сердце атома,

Протоны ядра, расщепляющиеся

и взрывающиеся,

И люди, взрывающие землю, соединяя их

вновь, —

Всё есть лила Шивы и Его лингама…

Отцы, матери и дети,

Все народы мира,

Мужчина, соединяющийся с женщиной:

Шива-Парвати…

Во сне кто-то осведомился о его имени, он промолчал, собеседник настаивал; наконец он ответил:

Кто ты, вопрошающий меня?

Кто я, вопрошаемый?

Каков смысл твоего вопроса?

Не всё ли есть лила Господа:

Ты и я, и все наши слова?

Тайна Его появления в самых глубинах Себя,

Шивалингам…

ОМ!

VI. Святилище в джунглях

Около пяти утра из Тирукойилура донёсся гудок сирены. Странник встал, направился к колодцу и окатил себя ледяной водой. Не успел он вернуться, как Кайласанадар открыл двери святилища и зажёг масляные лампы, готовясь к утреннему поклонению.

Священник приблизился к гостю, держа в одной из рук тарелку с пеплом, и принялся наносить этот пепел ему на лоб: «Тиру пару, тиру пиру, — напевал он. — Священный пепел, священный пепел».

Усевшись подле Странника, он окончил свою песню, а затем рассказал её историю. Сочинил её более полутора тысяч лет тому назад Тиру-джняна-самбандар, один из величайших поэтов Тамил-Наду, во время паломничества в Мадурай. В те дни царством правила джайнская династия, и местный царь беспощадно преследовал поклонников Шивы. Однажды наследник тяжело заболел и врачи уже не надеялись спасти его. Царь обратился к жрецам своей секты, но их мантры оказались не более эффективными, чем пилюли придворных докторов. Поддавшись уговорам жены, тайной поклонницы Шивы, царь наконец согласился призвать святого, о котором говорил весь город. Прибыв во дворец, Джнянасамбандар немедленно отправился к больному ребёнку, нанёс ему на лоб и тело священный пепел, повторяя «тиру ниру, тиру ниру»… Ребёнок, естественно, поправился, царь принял шиваизм и изгнал джайнов из своего государства: так культ Шивы вновь расцвел в Мадурае во всей славе былых дней.

Кайласанадар произнёс громким голосом:

«Священный пепел, возвращающий к жизни,
Тируниру,
Священный пепел, дарующий спасение,
Тируниру,
Чего бояться тому, чей лоб украшает белый пепел?
Какой демон осмелится напасть на него?
Какое зло может сокрушить его?
Тиру ниру, тиру ниру…»

Затем он перешёл к прекрасному утреннему гимну Маникка Васагара[87]Тиру-пали-элуси. Его тамильские шиваиты исполняют в час пробуждения тварного мира, ожидающего восход солнца. Это страстный призыв к Шиве, дабы Он соизволил явиться в храме и раскрыть Свою славу и благодать в сердцах любящих Его.

Священник рассказал Страннику историю Маникка Васагара, горделивого министра другого правителя Мадурая, жившего несколько веков спустя. Однажды во время поездки по поручению своего господина, в роскошных одеждах, случилось ему оказаться рядом с храмом Перунтурай. Там под баньяном но сидел и проповедовал святой человек. Чиновник сошёл со своего паланкина и присоединился к толпе. Вскоре он не смог более контролировать себя: воздев руки кверху, он совершил прадакшину вокруг гуру и пал к его стопам, позабыв не только о своём положении и регалиях, но и о поручении царя. Он сорвал с себя все украшения и шелка, оставил паланкин, слуг и стал странствующим аскетом, бродящим от храма к храму и воспевая славу Шивы, возлюбленного Бога всего человечества. Это лишь один из примеров лил Шивы в стране тамилов, где Он так часто являлся то как нищий, то как учитель мудрости, дабы привлекать сердца Своих избранников.

Вскоре Кайласанадар покинул друга, так как пришло время совершения обрядов сандхьяванданы: ритуального омовения у колодца, окропления головы и конечностей, повторения гаятри, поклонения сторонам света, нанесения сандаловой пасты на лоб и трёх полосок пепла на шестнадцать частей тела. Затем он расположился на полу в небольшой мандат прямо напротив святилища, поместив на низкий столик перед собой разнообразные сосуды с водой, топлёным маслом, цветами, рисом и прочими предметами, а также маленький колокольчик и масляные лампы.

Позднее он объяснил, что проводил атма-пуджу, обязательную подготовку к каждому храмовому богослужению. В реальности, если Странник всё правильно понял, она представляет собой поклонение Богу, пребывающему в человеческом теле и особым образом проявляющемуся в пяти органах чувств, позволяющих нам общаться с внешним миром, и в пяти «потоках воздуха», поддерживающих жизнь. Человеческое тело через дыхание и чувства связано с пятью соответствующими им элементами Вселенной (земля, вода, воздух, огонь и пространство), с пятью сторонами света (включая зенит), с Солнцем, Луной и планетами, движущимися по небу, а также с ведическими божествами, управляющими различными небесами. Таким образом,


Еще от автора Свами Абхишиктананда
Санньяса или Зов пустыни

«Санньяса» — сборник эссе Свами Абхишиктананды, представляющий первую часть труда «Другой берег». В нём представлен уникальный анализ индусской традиции отшельничества, основанный на глубоком изучении Санньяса Упанишад и многолетнем личном опыте автора, который провёл 25 лет в духовных странствиях по Индии и изнутри изучил мироощущение и быт садху. Он также приводит параллели между санньясой и христианским монашеством, особенно времён отцов‑пустынников.