Гуру и ученик - [26]

Шрифт
Интервал

Европейцы подчас глумятся над предположительно фаллическим характером «священного лингама». Сам термин «лингам» и вправду обладает таким значением как на тамильском, так и на санскрите, однако это лишь один из его смыслов, относящихся к понятию знака. Как правило, современные писатели-шиваиты возражают против такой трактовки, связывая фаллическую форму лингама с деградацией некоторых сект. В любом случае мы не вправе считать, что Шивалингам, даже если он и был изначально фаллическим символом, обладал какой-либо непристойной коннотацией, приписываемой ему этими хулителями (опять-таки речь не идёт об откровенно девиантных случаях). Истинный поклонник, взирая на лингам, никогда не чувствует и не воображает ничего бесстыдного. В конце концов, зарождение жизни священно, как бы человечество ни обесценивало его, особенно в так называемом цивилизованном мире. Есть ли какое-либо препятствие для использования символа зачатия в религиозном контексте в качестве символа возрождения, а также напоминания о высочайшем достоинстве плоти, которую Бог не только сотворил, но и однажды принял Сам?

Так размышлял Странник в течение долгого времени, пребывая во тьме у каменного символа, в спокойствии и одиночестве. Тишина вечерних сумерек создавала во внутренней комнате ещё более таинственную атмосферу, делая её мощным напоминанием о «пещере сердца», гухе, столь дорогой для индийской мистической традиции, истинном месте (если её вообще можно назвать местом) невидимого божественного возрождения, знак которого — каменный символ, а воззвание к которому — символическое поклонение.

Под влиянием этих почти магических чар с каждой минутой Странник, казалось, ещё на один шаг проникал в собственное внутреннее святилище. Всё здесь, пожалуй, наилучшим образом выражало и высвобождало архетипы, сокрытые в человеческом сердце. Воистину, религиозный гений Индии заключается в том, что через поклонение, через саму структуру храмов, через мифологию и через каждый аспект жизни человека он непрестанно призывает вас к главному, приглашает вас открыть высшую тайну вашего собственного Я в глубинах вашего существа.

Постепенно, мирно и счастливо, ум Странника утратил способность размышлять о том, что происходило в его тайных глубинах: он просто позволил себе унестись прочь, забыть обо всём, уповая лишь на смерть, которая призвана принести новое рождение.

***

В ту ночь Странник остался в храме. Один. Погрузившись в тайну присутствия. Как сказал Кайла- санадар, мирской человек не может есть или спать в этой обители Ишвары, но храм — это подлинный дом для того, кто, пребывая во плоти, уже перешёл от мира к Богу.

Растянувшись между колоннами мандапы, Странник всю ночь провёл в состоянии одновременных полусна и бодрствования. Вспоминая позднее мысли, возникавшие тогда в его уме, он понимал, что они исходили из очень глубокого опыта. Был ли это сон? Или сознательная медитация? Кто знает? Его охватило интенсивное осознание Присутствия. Всё сущее предстало перед ним как мурти, проявление, аспект Бога: все образы, принимаемые Им, а также все формы, обряды, гимны, священные формулы, всё то, с помощью чего человечество пытается достичь и удержать тайну божественного Присутствия, слилось воедино в индуистском мифе, проявившись в высшем символе Шивалингама.

Поистине, всё на земле — знак, лингам Господа, Того, кто наполняет всё и в то же время пребывает в бесконечности и за пределами всего. «Прежде всего, — подумал Странник, — „я есть Я“». Гимны Вед суть Шивалингам. Всё, что можно выразить словами, увидеть, обдумать или услышать, есть знак Единого, находящегося за пределами всех знаков.

Но можно ли отделить Господа от Его знаков? Никто и никогда в рамках творения не сможет провести чёткие различия между Самим Богом и Его проявлениями. Мельчайшая песчинка по определению содержит вечность и самопроявленную природу Бога. Она бы не существовала, если бы Бог не был вечным и единым. Лингам есть знак — такова его суть. Но не существует знака, отделённого от его источника и того, что он символизирует. Не существует сына без отца. Нет ничего материального, что бы ни провозглашало присутствие духа, более того, материальное — знак духа, постепенно готовящего оное к пробуждению, являющегося его основой, не отличной от него самого. Шива пребывает во всём лингаме, Он полностью присутствует в каждой точке лингама.

На уровне мысли ничто не может отделить Шиву от лингама, в котором Он Себя проявляет. Единственное подходящее здесь слово — адвайта, не-двойственность. Не монизм, не дуализм, а эта универсальная тайна, сокрытая в каждом человеке, который, сам того не понимая, обретает себя в глубине сердца Божества.

Шива полностью присутствует в Шивалингаме: в лингаме, находящемся в храме, в лингаме, составляющем Вселенную, в лингаме, которым является каждое живое существо. Он — в его сердце, Он Сам — его сердце, но не то «сердце», которое может быть локализовано в той или иной конкретной части лингама в пространственном, диалектическом или онтологическом смыслах, а сердце, пребывающее «за пределами» и поэтому в самых «глубинах», будучи одновременно трансцендентным и имманентным.


Еще от автора Свами Абхишиктананда
Санньяса или Зов пустыни

«Санньяса» — сборник эссе Свами Абхишиктананды, представляющий первую часть труда «Другой берег». В нём представлен уникальный анализ индусской традиции отшельничества, основанный на глубоком изучении Санньяса Упанишад и многолетнем личном опыте автора, который провёл 25 лет в духовных странствиях по Индии и изнутри изучил мироощущение и быт садху. Он также приводит параллели между санньясой и христианским монашеством, особенно времён отцов‑пустынников.