Гуру и ученик - [25]

Шрифт
Интервал

священного огня.

В конце выносили тарелку с горящей камфарой, которая, сгорая, не оставляет следов и, таким образом, символизирует душу, сгорающую в пламени божественной любви. Каждый посетитель храма выходил вперёд, прикасался к огню, затем к своим глазам и, наконец, наносил на лоб священный пепел в знак глубокой необходимости общения с Божественным.

Вскоре толпа разошлась, и внешние двери храма закрылись. Однако светильники продолжали мерцать во внутреннем святилище, ибо огонь, зажжённый во славу Божью, должен гореть до тех пор, пока не закончится масло; то, что однажды было предложено, не забирается назад. Странник воспользовался возможностью одному зайти в сердце храма, в небольшую и таинственную центральную комнату, где в полном одиночестве на чревовидном постаменте возвышался священный камень Шивалингам[84].

V. ОДИН В ХРАМЕ

Входя во внутреннее святилище, в святилище Шивалингама, невозможно не оказаться под глубоким впечатлением, которое уносит вас в тайник вашего сердца. Эта пустая тёмная комната отделена от мандапы, в которой собираются верующие, длинным коридором и, иногда, несколькими предваряющими её помещениями. Посередине — простой камень цилиндрической формы с закруглённым верхом: он есть символ наипростейшего проявления тайны Бесформенного.

За пределами центрального святилища расположены многочисленные мурти. Вот Шива в форме Ганапати, полководца (пати) небесного воинства (гана). Вот Муруган с Его шестью ликами, павлином и трезубцем: согласно пураническим преданиям, Он, как и Ганапати (или Ганеша), — сын Шивы. Вот Парвати, тайна Шакти, в Своих различных формах (милостивых и ужасных) и под разными именами символизирующая участие сотворённых существ в бытии Бога и женской плодовитости (как материальной, так и духовной): через Неё Шива расширяет Себя до высших пределов бытия. В последней мандапе — Натараджа (повелитель танца), Шива, танцующий в огненном кольце танец космической лилы (игры), танец победы, наступив на только что покорённого асуру (демона). Также здесь находится Бхайрава — Шива в Своей ужасной форме разрушителя миров в конце времён. В южной части (дакшина на санскрите) — Дакшинамурти, гуру, Который учит через безмолвие, за пределами слов… Все Они суть разнообразные проявления Господа, признание человеком того, что в мире ничто не лишено божественного присутствия, всё преисполнено Его милостью и святостью; воистину, каждый из ликов природы, животное или человек, мужчина или женщина, обладают милостивыми и величественными аспектами.

Чем дальше человек продвигается внутрь символического святилища из камня, тем глубже он проникает в святилище собственного существа. Поистине, там, в сердце его собственной тайны, в полной тьме проявляется тайна Самого Бога и в то же время абсолютная и изначальная тайна всего сущего.

Разумеется, эта тайна — тайна Бога Творца, Бога, Который есть Любовь, Бога, величественно открывающегося нам во Вселенной и в Своих спасительных деяниях; однако за пределами всего того, что мы можем сказать, узнать или почувствовать о Боге, за пределами нашего собственного видения Бога, за пределами наших размышлений даже и о самих себе, пребывает тайна Бога в Самом Себе, Бога в Его подлинной божественности, в Его изначальности и в Его неописуемом бытии. Рассказать о Нём не может ни единое слово, исходящее из ума, выразить Его не может ни единый звук, достигающий ушей, показать

Его не может ни одна из форм, видимых человеческим глазом.

Знак невыразимости Божественного в сфере слышимого — пранава (ОМ): непроизносимая гласная О (АУ), скользящий изначальный звук А, выражающий одновременно священный ужас и экстатическую радость от вхождения в тайну, завершающийся неопределённым назальным послезвучием. Таков ОМ, последний звук, последняя попытка сказать что- то о Боге, когда все слова и идеи человеческого ума исчерпаны, звук, предваряющий абсолютное безмолвие, где больше не осталось слов, за исключением вечного ОМ, незнакомого ни одному из сотворённых существ.

В сфере видимого и осязаемого Шивалингам — такой же последний знак Единого, Кого ни одна форма не может ни отразить, ни, тем более, вместить. Согласно трактатам по тамильскому шиваизму, лингам одновременно и имеет форму, и не имеет её. Он — на границе Проявленного и Непроявленного, он — последний порог, различимый зрением и осязанием, предстающий перед тем, кто ощутил присутствие фундаментального Запредельного, Парама Шивы, так же, как Он является в образе огненного лингама на вершине Аруначалы.

Святилище, в котором пребывает Шивалингам, на санскрите именуется муластхана или гарбха-гриха. Мула — это источник или происхождение; гарбха — материнское чрево. Термин «стхана» переводится как место пребывания, «гриха» — как дом. Таким образом, мы не ошибёмся, если скажем, что алтарь Шивалингама на уровне символа и ритуального мифа — высшее место божественного перерождения, или, выражаясь языком греческих мистерий, последней инициации.

Когда индус, следуя пути, открытому древними риши, отправляется на поиски внутреннего мира, за пределами всех звуков, любых форм, слов и мыслей, а также за пределами необходимого опыта, вкуса смерти и небытия, в конце концов он оказывается у последней границы времени, у порога полного обновления, символом которого для христиан является воскресение Господа по ту сторону смерти и ада. Абсолютная встреча человека с Богом — это рождение за пределами смерти. Никто не может увидеть Бога, не умерев для самого себя. Никто не может достичь своего истинного Я в его высшей и финальной истине, не умерев и не возродившись в самом царстве Бога. Несомненно, что именно эту тайну символизирует Шивалингам, пребывающий в сокровенном святилище. Обитель Бога на земле (знаком которой является каждый храм) обязательно должна быть местом перерождения человека, мистическим чревом, из которого он исходит во второй раз, возродившись в глубине божественной любви в качестве сына, возлюбленного и избранного от вечности, или, как бы сказали христиане, «получив внутреннее помазание Духа».


Еще от автора Свами Абхишиктананда
Санньяса или Зов пустыни

«Санньяса» — сборник эссе Свами Абхишиктананды, представляющий первую часть труда «Другой берег». В нём представлен уникальный анализ индусской традиции отшельничества, основанный на глубоком изучении Санньяса Упанишад и многолетнем личном опыте автора, который провёл 25 лет в духовных странствиях по Индии и изнутри изучил мироощущение и быт садху. Он также приводит параллели между санньясой и христианским монашеством, особенно времён отцов‑пустынников.