Гуру и ученик - [29]
Единый Атман, пребывающий в сердце,
Больше неба и больше земли,
Больше, чем все миры…
В нём все труды и желания,
Все ароматы и вкусы,
Наполняет Он всю Вселенную.
Этот Атман — центр моего сердца,
Он есть Сам Брахман![88]
«Итак, вот град Брахмана (тело), место пребывания, цветок лотоса. В нём — небольшое пространство. Именно это внутреннее следует искать, именно его следует познать. Это пространство внутри сердца столь же велико, что и внешнее пространство. В нём заключены небеса и земля, солнце и луна, всё, чем в этом мире владеет человек, и всё, чем он не владеет. Все его желания. Таков Атман, таково истинное Я, свободное от болезней и печалей, от голода и жажды, неподвластное возрасту и смерти, чьё единственное желание — Реальность, Истина. Атман пребывает в сердце. Безмятежно и бесстрашно поднимается Он и оставляет тело, достигая высочайшего света, являя Свою истинную форму высшего Существа (уттара Пуруша), Себя, бессмертного, бесстрашного. Он есть Брахман» (Чхандогья Упанишада)[89].
***
Утреннюю пуджу в храме Агарам проводил отец Кайласанадара. Сам же он каждое утро, вне зависимости от погоды, через поля и пустыри, шёл в старый храм, находившийся более чем в пяти километрах от его деревни. Перед выходом он никогда не завтракал. Палило ли летнее солнце или шли муссонные ливни — не брал он с собой ни сандалий, ни зонтика.
Доходы храма были ничтожны: денег хватало лишь на рис для ежедневного подношения и масло для ламп. В качестве вознаграждения священник получал часть риса, предложенного во время богослужения (то, что осталось после трапезы богов), и, как правило, порядка двадцати рупий. В то время, однако, он уже в течение целого года ничего не получал: якобы храмовые поля не приносили урожая в связи с продолжительной засухой. Как супруга Товии Анна[90], Камачи Аммал, жена священника, не приветствовала нестяжательство мужа и открыто ворчала об этом.
«Ты думаешь, — оборвал её Кайласанадар, — я имею право оставить свой долг из-за такой мелочи? Вот уже десять лет день за днём я хожу в храм Баласундарешвара проводить пуджу, а теперь из-за этих проклятых денег я должен бросить это занятие? Мы бедны — это правда — средств нам хватает лишь чтобы прокормить себя и детей. Но мы, по милости божьей, никогда не нуждались. Если я откажусь идти туда из-за этих несчастных двадцати рупий, поклонение там прекратится, не будет возжигаться огонь и не будут воспеваться мантры — и это в том самом месте, которое наши предки определили для встречи между Небесами и нами самими. Так мы отблагодарим их за все эти бесконечные благословения?»
из
Таким образом, каждое утро и в любую погоду Кайласанадар продолжал совершать поклонение в лесном храме. Он уходил из дома на восходе и редко возвращался ранее 11–12 часов дня.
Он настолько тепло отзывался о храме и особенно о его уединённости, что Странник попросил священника взять его с собой. Молча шли они друг за другом по узкой тропе между рисовыми полями, пересекая ручьи и продираясь сквозь заросли кустарников. Священник тихонько повторял мантры, иногда распевая гимны Маникка Васагара и прочих святых. Чем дальше они углублялись в пустынную местность, тем более впечатляющей становилась тишина. Именно о таком одиночестве постоянно мечтал Странник. И вдруг — о чудо из чудес! — над линией горизонта возник силуэт Аруначалы.
Обогнув с правой стороны большую деревню, они оказались перед храмом. Священник не преувеличивал, когда говорил, что его содержание оставляло желать лучшего. Брахманы, ответственные за этот храм, жили на другой стороне реки, но их набожность была несравнима с набожностью жителей Ага- рама. Они не заботились ни о чём, кроме мирских дел. Хотя само каменное здание было ещё в достаточно хорошем состоянии, прочие строения выглядели весьма плачевно.
Храм располагался в центре двора и включал в себя большую мандапу и святилище, а также связывающий их коридор. Вокруг храма были расположены небольшие традиционные алтари, посвящённые Ганапати, Муругану, Дакшинамурти и другим Божествам. Старый деревенский ризничий[91] уже ждал священника. Отворив дверь, он зажёг лампы и подготовил дрова для огня. Священник достал из храмового резервуара воду, окропил себя и начал готовить рис к подношению. Странник же тем временем решил окунуться в речку неподалёку, а затем вернулся в храм. Ничто здесь не заинтересовало бы археолога и, тем более, любителя высокого искусства. Внутри пребывала лишь мистерия тёмного святилища с его простым камнем, символизирующим Бесформенное. Странник долго стоял в мандате, погрузившись в Присутствие и наблюдая, как его друзья проводили пуджу.
Само место было необычайно привлекательным — одинокий храм, говоривший лишь о том, что пребывает внутри, и лишь с теми, кто способен слышать этот внутренний голос; одинокий пейзаж, где ни единый звук (ни из соседней деревни, ни с той стороны реки Туринджал) не нарушал тишину; сама река, окаймлённая деревьями и никогда не пересыхавшая; внешнее одиночество, символизирующее и углубляющее внутреннее одиночество того, кто оставил эго позади и поместил в центр своего преображённого сознания лишь Присутствие — Присутствие Единого, Единственного, бесконечно Одинокого. Странник мечтал вернуться однажды в этот храм и поселиться в каком-нибудь из его тайных уголков, положившись на милосердие деревенских жителей в вопросах хлеба насущного.
